— И ты все еще отказываешься сказать мне, кто твоя крыса? — Подозрение более чем очевидно в его тоне.
— Что сказали твои змеи? Что-нибудь изменилось?
— Нет. Они вышли на нее, — говорит он, и его голос срывается от беспокойства.
— Тогда тебе нужно довериться мне.
— Ты даже не предназначен для работы. Когда твой отец—
— Я не работаю. Я учусь. И Калли тоже. В безопасности.
— Клянусь гребаным Богом, Деймос. Если ты облажаешься и она—
— С ней ничего не случится. Она в безопасности. Никто не знает, где мы.
— Я в курсе, — бормочет он, его раздражение ясно, что я отказался сообщить даже ему наше местоположение.
У нас с Антом отключены маячки. Я выключил маячок Калли в ту же секунду, как мы ее поймали, и мы приехали сюда в фургоне с фальшивыми номерами.
Единственный способ нас найти — это если этот итальянский ублюдок внутри завизжит.
И если он это сделает, у меня будет нулевой шанс сохранить ему жизнь в третий раз.
— Я доверяю тебе, Деймос. Позаботься о моей девочке.
— Даю вам слово, Босс.
Я прерываю звонок, прежде чем выключить телефон, и в ту же секунду, как выхожу из машины, бросаю его на землю и раздавливаю ногой.
Я здесь ничего не оставляю на волю случая. Ни один другой итальянский ублюдок и близко не подойдет к моей девочке.
Хватая сумки из багажника, я направляюсь к дому, мои глаза стреляют повсюду, поскольку моя паранойя берет верх надо мной.
Тишина встречает меня, когда я направляюсь на кухню и пытаюсь не паниковать, когда не нахожу Анта там, где я его оставил.
Сбрасывая сумки, я отправляюсь на его поиски. Мое сердцебиение учащается с каждым шагом, который я делаю, и я не вижу и не слышу никаких свидетельств того, что они здесь.
К тому времени, как я прохожу половину здания, я почти бегу.
Мне не следовало, блядь, оставлять его здесь с ней.
Я, блядь, доверял ему, и если он—
Весь воздух вырывается из моих легких, когда я заворачиваю за угол и вижу, как он прижимает моего ангела к стене, глядя на нее сверху вниз, как будто она его.
Ее глаза расширяются от облегчения, когда она смотрит на меня, делая все возможное, чтобы освободиться от хватки Анта.
— Деймон, о Боже мой, — выдыхает она. От звука ее голоса у меня мурашки бегут по коже.
Мои пальцы сжимаются, тяжесть пистолета, заткнутого за пояс, становится все более и более очевидной.
— Отпусти ее, — рычу я, не сводя глаз с головы Анта. Мои брови приподнимаются, когда я замечаю, что по его щекам стекает маленькая струйка крови, а он продолжает смотреть на нее сверху вниз, как будто она была создана для него.
Она, черт возьми, такой не была.
Когда он не двигается, моя рука начинает жить своей собственной жизнью, и через несколько секунд мой пистолет снова направлен ему в голову.
— Демон, — предупреждает Калли. — Не надо.
— Тогда ему нужно дать задний ход, черт возьми, — рявкаю я, направляя пистолет в ту сторону, куда я хочу, чтобы он пошел.
В ту секунду, когда он отпускает ее, Калли прыгает перед ним, защищая его.
— Положи это, — требует она.
— Ты, блядь, издеваешься надо мной? — шиплю я. — Ты защищаешь его?
Она смотрит на меня с недоверием.
— Опусти пистолет, Деймон, — рычит она, ее сердитый взгляд удерживает мой, требуя, чтобы я выполнял приказы.
Через пару секунд и молчаливую угрозу смерти в адрес Анта я, наконец, опускаю его. Но я не убираю его, предпочитая держать при себе на всякий случай.
Возможно, он был на нашей стороне, когда пришел ко мне за помощью с этим, и я мог бы доверять ему в ее безопасности, но я, блядь, не доверяю его намерениям сверх этого.
Он хочет ее. Мне не нужно было видеть, как он прижимает ее к стене, чтобы убедиться в этом. Образ его между ее ног в его комнате пару недель назад никогда не покидал меня.
Наконец, она отходит от Анта и сокращает пространство между нами.
Все мое тело болит, когда ее запах наполняет мой нос.
Она смотрит на меня темными и усталыми глазами. У нее бледная кожа и растрепанные волосы.
Она выглядит чертовски красиво.
Мои пальцы сжимаются, когда я борюсь со своим желанием дотянуться до нее.
Мое сердце колотится, когда я жду того, что она собирается сделать.
На секунду я теряюсь в догадках. Совершенно, блядь, не понимаю, где у нее голова от всего этого. Но затем ее рука дергается, и я точно знаю, что за этим последует.
От ее пощечины у меня перехватывает дыхание, но я никак не реагирую на это.
— Ты гребаный засранец, — усмехается она, отдергивая руку, когда я пытаюсь поднести ее к своему лицу.