В другой комнате, как тысяча чертей, ревел оркестр, и те, кто был помоложе и побойчее, пошли танцевать. Все закружилось, затопали десятки ног.
— Здравия и согласия!.. — кричали. — Горько!
Стах неловко целовал Иренку в губы. Зенек наливал себе стакан за стаканом. На минутку около него присела Галина:
— Не хлещи так. Свалишься — тогда стыда не оберешься.
Он даже не взглянул на нее и, видимо, не услышал. Галина наконец оставила его в покое и пошла танцевать с каким-то парнем. Она была старше Зенека и уже в годах. Недурна собой и работящая, а вот замуж выйти почему-то не удалось. Галина не признавалась, что мечтала выйти замуж, но каждого парня жадно провожала глазами.
Отец, захмелев, громче других кричал:
— Горько, горько!..
И снова Стах оборачивался к Иренке.
Сначала люди пробовали заговаривать с Зенеком, но он не отвечал, и его оставили в покое. Кто-то даже шепнул довольно громко: зачем это Станкевичи привели с собой своего придурка?
Зенек ничего не слышал. У него перед глазами стояла красная морда Франчука рядом с лицом Иренки. А жена Беняса вносила все новые и новые блюда.
— Ешьте, дорогие гости, ешьте, — приговаривала она. Но Зенек не ел, только пил. Рядом с ним уселся старый Балабан, мясник и торговец свиньями. Он никогда не упускал ни единой возможности напиться до потери сознания. Несмотря на большие заработки, старик ходил оборванный, как нищий. Взрослые дети стыдились его, жена бросила его и уехала в Люблин. Руки у Балабана были золотые, ему не было равных в приготовлении колбас и других мясных изделий, поэтому его всегда приглашали на свадьбы и крестины. Он сразу же, в самом начале веселья, напивался, сваливался где-нибудь в углу и спал до утра, никому не мешая.
Балабан пока был лишь наполовину пьян и говорил разумные вещи.
— Пьешь, Зенек… — не то утверждая, не то спрашивая, произнес он.
Зенек не ответил. Может быть, вовсе не слышал вопроса.
— Пей, сынок, пей, водка — это хорошая штука!
И тут же хриплым голосом старик запел о том, что водка-де лучше, чем девушка, потому что никогда не изменит.
Зенек повернулся к нему. Он долго смотрел слегка помутившимися глазами на склоненную седую голову соседа и наконец, как бы только сейчас заметив его, спросил:
— Это гости пели, Роман?
— Спеть тебе еще раз? Могу, только налей, а то у меня в горле пересохло.
Они наполнили стаканы, подняли и внимательно посмотрели мутноватую жидкость на свет. Единым духом выпили, разом крякнули.
— Могу спеть! Почему не спеть? Водка лучше…
— Перестаньте!
— Сам не знаешь, чего хочешь. То пой, то не пой… — Пьяный Балабан был настроен необычно дружелюбно и благодушно.
— Горько! Горько! — кричали гости, жадно глядя, как Стах, обнимая жену, все более страстно впивался ей в губы. Рычали от удовольствия, радостно похлопывали себя по коленям и громко гадали, сколько детей будет у этой пары.
Матеуш пил наравне со всеми. Однако голова у него была крепкая, выпитый самогон не слишком на него подействовал. Он также часто провозглашал тосты за молодых и гостей, но, когда увидел облокотившегося на стол Зенека, отодвинул стакан и долго глядел на побледневшее лицо парня. Потом придержал за рукав проходившего мимо Станкевича:
— Людвик, смотри, парень твой напьется.
— Пусть пьет. Взрослый уже! — Пьяный Станкевич становился агрессивным и не терпел возражений. До сих пор еще ходили легенды, как молодой Людвик разгонял вечеринки и свадьбы, если ему кто-нибудь наступал на ногу. Свою Розальку тоже себе завоевал, расправившись со всеми претендентами на ее руку. Ей предсказывали печальную жизнь. Однако Людвик остепенился, занялся хозяйством, был хорошим, хотя и не очень внимательным мужем. Когда он был пьян, прежние причуды иногда возвращались к нему, но никто бы не мог сказать, что он напивался слишком часто.
Сейчас он сердито смотрел на Матеуша, хотя они были приятелями и Станкевич уважал плотника как никого другого.
— Его дело! В няньках не нуждается, не ребенок! Пусть пьет!
— Видишь ли, Людвик, я о другом. — Матеуш почти силой усадил приятеля рядом с собой. — Ведь они с Иренкой были неравнодушны друг к другу.
— Старое дело!
— Старое не старое, а посмотри, как он смотрит на нее. Напьется парень и устроит скандал. Ревнивый он и… калека, понимаешь?
— Так… — Весь гонор Станкевича сразу же исчез. Старик как-то сник, руки опустились. — Так…
— Зачем ты вообще его сюда привел? Тяжело парню.
— Ведь я не волок его сюда силой. Если бы он не хотел, то мог бы не идти. Налей, Матеуш! Выпьем за мою пропащую жизнь. Один парень был у меня и тот не удался.