— Вот именно потому, что она моя невеста, я и хотел с вами поговорить. К вам я не имею ни малейших претензий, речь идет о ней.
— Я слушаю.
Солдаты пели теперь, что не обидят девушку, так как она сирота.
Зенек с минуту шел молча, слушал слова песни.
— Видите, я калека. Уже двенадцать лет. Был в партизанах.
— Я знаю. О вас мне рассказывали в деревне.
— Я уже устал… постарел…
— Что вы говорите! — возразил Хенек убежденно.
— Ну, может, я еще и не стар, но, во всяком случае, старше вас… Хелька за вами бегает! — выдавил он наконец из себя.
— За мной? Пан Станкевич, это какая-то ошибка! Ведь я…
— Я уже сказал: к вам у меня нет никаких претензий. Разве вы виноваты, что нравитесь бабам? Бронка влюблена в вас по уши, а теперь и эта втрескалась…
— Бронка? Пани Бронка?
— Да. Ну с ней вы сами разбирайтесь. Речь идет о Хельке. Я хочу, пан Хенек, чтобы вы мне помогли.
— Если только смогу.
— Она делает все, чтобы с вами встретиться. Была даже у Бронки, хотела узнать вашу фамилию. Но вы мне поможете?
— Если только смогу, — повторил солдат. — Провались я на месте, пан Станкевич, если я дал хоть какой-то повод… Мне очень неприятно!
Шагавшие по мостовой солдаты изливали теперь в песне тоску по родному дому, жаловались на тяжелую и горькую солдатскую судьбу.
— Дело не в том, дали вы повод или нет… Я прошу вас встретиться с ней. Сделайте это для меня. Я хочу ее проверить, вы понимаете меня?
— Понимаю.
— Потом вы мне все расскажете — все, чего она хотела, что говорила. А если… если между вами что-то будет… ну, вы понимаете… то тоже скажете мне. Вам, может, трудно это понять, но я хочу полной ясности.
— Хорошо, пан Станкевич, я помогу вам, хотя, честное слово, ничего не понимаю. Все как-то внезапно…
— Встретимся, когда у вас будет побольше времени, я тогда все объясню. Наверняка вы меня поймете. Вы человек толковый.
Липовая улица поднималась круто вверх. Солдаты перестали петь. Временами они посматривали на товарища, шедшего свободным шагом рядом с хромым мужчиной. Некоторые знали Станкевича.
— Хенека шурин.
— Брат той, у которой ребенок…
— Окрутят нам Данусю, ей-ей…
— Получит бабу с приданым…
Зенек засопел, убавил шаг. Хенек шел рядом молча.
— Как вы собираетесь поступить? — нарушил наконец молчание солдат.
— Просто скажу ей вашу фамилию, и пусть делает что хочет.
— Договорились, у меня только одна просьба: когда будете уезжать, зайдите в казармы, я дам вам письмо для Бронки. Так она скорее получит. Хенек улыбнулся. — А может, она ко мне как-нибудь приехала бы. Я столько хотел бы ей сказать…
— Вы мне скажите, а я ей передам.
— Скажите ей, что я ее люблю.
— Будьте осторожны с этой любовью. Мне когда-то тоже казалось, что я люблю. А получилось из всего этого дерьмо.
— Хелю любили?
— Нет, другую. Вы, наверное, знаете ее. Из нашей деревни. Она вышла замуж, дети уж теперь. Ничего хорошего, брат, из любви не получается, только муки и огорчения. Скажите мне вашу фамилию, я зайду перед отъездом.
— Гаек. Хенрик Гаек. Шестая рота. Нужно только попросить у ворот. А об этом деле не беспокойтесь: все будет как вы хотите.
Они расстались у казарм, тепло попрощавшись.
Хелька посмотрела на него удивленно, однако ничего не спросила.
— Встретил по дороге Гаека.
— Какого Гаека?
— Ну того солдата, что ухаживает за Бронкой.
— А-а… Ну и как он поживает?
— Известно, как живут в армии! Поговорили немного. Он влюблен в Бронку по уши.
— По делам приехал? — сменила Хелька тему разговора.
— Да. Сейчас возвращаюсь.
— Не переночуешь?
— Пожалуй, нет.
— Куда ты так спешишь?
— Собственно, никуда, но зачем я буду тебе мешать. — Он говорил все это спокойно, внешне равнодушно, однако, хотел, очень хотел, чтобы не отпустила его Хелька, задержала, как когда-то. Смотрел на нее выжидающе.
— Оставайся! Что ты будешь по ночам таскаться? И без тебя там ничего не случится, теперь у вас спокойно.
— Какое там спокойно! Притихли, потому что снег выпал, неудобно им по снегу. Пока Гусар на свободе, никогда не известно, что он выкинет. Я ведь его хорошо знаю. Свирепый, сукин сын.
— Был с ним вместе в партизанах?
— Да. Мы сражались вместе под Дручем, оба были ранены. Смелый был мужик и неглупый. Теперь вот поглупел.
— Почему же поглупел?
— Конечно, поглупел! Против кого он идет?
— Рано или поздно схватят его.