— Ни слова. Никогда.
Эми кивнула — она знала.
— Когда мне придет конец, когда настанет мой час, я призову тебя и отдам тебе и мою цепь тоже. Две цепи объединятся в тебе. И какой же сильной ты станешь!
Эми подняла глаза на старуху. Взор ее был чистым, незамутненным.
47
Мэгги шла на поправку. Всего через две недели она чувствовала себя достаточно хорошо для небольшой экспедиции: решила вместе с Алексом и детьми навестить старую Лиз. Когда они пришли к старухе, Эш уже сидел там со стаканом бузинного вина. Он поцеловал Мэгги и сказал ей, что она выглядит намного лучше. Румянец снова заиграл на ее щеках, и она даже набрала вес.
Лиз объявила, что весна уже разукрасила живую изгородь и что хорошо бы им всем «проветриться», но Эш решил уйти. Он извинился и откланялся. Алекс уговаривал его пойти с ними, но тот не поддался.
— Вот и хорошо, — заявила Лиз. — Проваливай!
Эш еще раз поцеловал Мэгги, пожал руку Алексу и сел в машину.
— И не возвращайся до следующего раза! — зарычала старуха ему вслед.
Она открыла калитку, и вся компания отправилась на прогулку в поля. Колли смотрела вслед Эшу, словно не понимая, почему он не пошел вместе с ними.
Лиз уже не была для Алекса чужой. После того вечера в их доме старуха позволила Мэгги отоспаться, а сама встала у руля: подстегивала всех, выдавала инструкции, при необходимости осыпая нерасторопных бранью. Она вышла из комнаты вместе с Эми и объявила, что Мэгги идет на поправку и что ее нужно уложить в постель. Когда Де Санг сказал, что хорошо бы дать Мэгги успокоительное — после всего пережитого ею ужаса, — Лиз обругала его почем зря. Де Санг нервно осмотрелся, ища, кому бы ухмыльнуться по поводу Лиз, но пришел к выводу, что ему ничего не остается, кроме как свыкнуться с этим колоритным новым авторитетом. Старуха рявкнула на доктора — лучше бы, мол, поставил чайник, чем путаться под ногами, — и он с восторгом бросился исполнять ее поручение.
— А тебе что, нечем заняться? — спросила старуха Алекса, ворча, что он путается у всех под ногами.
Сама она занялась приготовлением бульона на целую неделю, предупредив, что он предназначается Мэгги и больше никому. Между тем Эш, видя, что Мэгги в самых надежных руках, какие только можно себе представить, тихо ускользнул, не говоря ни слова.
У него просто не хватило духу остаться.
Эми умудрилась попасть в центр внимания: с видом королевы она уселась в кресло и сложила руки на коленях. Время от времени она подходила к Лиз и шептала ей что-то на ухо, задавая то один, то другой вопрос, на которые старуха кивала и отвечала только «да» или «нет». Этот небольшой заговор раздражал Де Санга и пугал Алекса. Большую часть времени Эми сидела отдельно от остальных, слегка склонив голову набок, словно слушая какую-то внутреннюю музыку или считая. А может, она что-то читала наизусть, подчиняясь одной только ей слышному ритму.
Сэма, похоже, это порядком озадачивало. Лиз, с которой он никогда не чувствовал себя в полной безопасности, все перевернула вверх дном. Ее присутствие было точно пряный ветер, продувающий дом насквозь. Эми, заручившись разрешением старухи, сказала брату, что теперь ему не стоит волноваться насчет «тети», ведь больше она никогда его не потревожит. Мальчик чувствовал, что с Эми что-то произошло, но сам он участвовал в этом не больше, чем его отец или бывший его психолог. Всех троих уносило прочь в лодке неведения, и Сэму только и оставалось, что глупо смотреть на сестру.
Следующие несколько дней Алекс пребывал в подавленном состоянии. Пересмотр прав и обязанностей в их семействе осуществился на некоем загадочном уровне, почти без слов. И Алекс готов был с этим смириться. Он знал, что ему придется пожертвовать своей страстью все контролировать, если хочет, чтобы дела в доме наладились, и когда это начало происходить, он даже смог немного расслабиться. Вскоре Алекс понял, что не потерял ничего, кроме уязвленной гордости.
— У тебя были некоторые представления о том, чего ты хочешь от нашей совместной жизни, — сказала ему Мэгги. — И картины в твоей голове были для тебя важнее, чем люди у тебя в доме. Теперь тебе придется исправить ситуацию.
— Что мне сделать, чтобы убедить тебя остаться?
— Ты не можешь ничего сделать. Если я сейчас остаюсь, то только потому, что я так решила.
— Значит, если ты решишь каждое полнолуние разговаривать с ветром, мне придется с этим свыкнуться?