— Оккультные? — уточнил судья.
— Да, ваша честь, оккультные. По-видимому, миссис Сандерс нашла старый дневник, написанный некоей эксцентричной особой — предыдущей обитательницей их дома. Миссис Сандерс настолько увлеклась странными снадобьями и методами лечения, предложенными дневником, что начала ставить эксперименты на собственных детях.
Судья снова надел очки и пристально посмотрел на Мэгги. Потом начал рыться в картонной коробке, почти театрально принюхиваясь к некоторым из банок.
— Вы женаты, не так ли, мистер Бойерс? — поинтересовался он у барристера Алекса.
— Как известно вашей чести.
— И разве у вашей жены на кухне нет набора приправ?
— Конечно же есть, ваша честь, но...
— И вы стали бы утверждать, что это обстоятельство делает ее недостойной матерью ваших детей?
— Конечно нет, ваша честь, хотя должен сказать...
— И вам никогда не случалось натереть листом щавеля ожог от крапивы, мистер Бойерс?
— Безусловно, случалось, хотя...
— Хотя — что, мистер Бойерс?
Мэгги была в изумлении. Судья поддразнивал барристера, заставляя его попыхтеть. Она посмотрела на своего адвоката — Элис Монтегю подмигнула.
— Хотя я бы сказал, ваша честь, что...
— И разве вы не сочли, что приложение упомянутого листа щавеля к упомянутому ожогу от крапивы дает эффективный результат?
— Да, ваша честь, весьма эффективный.
— И если бы ваша жена посоветовала вашим детям использовать этот метод лечения, разве это сделало бы ее плохой матерью? Нет, мистер Бойерс, ни в коем случае.
Судья демонстративно отвернулся от содержимого коробки и махнул на нее рукой.
— Можно это убрать?
Тут барристер Алекса извлек из-под своей скамьи что-то еще и передал это одному из судебных приставов.
— Если вы, ваша честь, согласитесь взглянуть вот на это, то уверен, что ваша честь увидит содержимое коробки в несколько ином свете.
Начиная с той минуты дело решилось практически само собой. Барристер передал судье фотоснимок, сделанный ночью и запечатлевший, как Мэгги скачет нагишом по пустоши, внутри кромлеха. Похоже было, что она танцует, и, судя по выражению ее лица, пребывает в экстазе. На заднем плане стоял, демонически улыбаясь (как и можно было предположить), бородатый мужчина — Эш, тоже полураздетый.
Слушания об опеке, которые в обычном случае продолжались бы целый день, завершились к обеду. Алекс получил распоряжение суда об определении места жительства, без каких-либо изменений в существующем порядке свиданий Мэгги с детьми.
— Подонок организовал за мной слежку! — крикнула Мэгги, выйдя из зала суда.
— Да, это так, — подтвердила Элис Монтегю, пытаясь успокоить клиентку.
— Но разве это само по себе не является незаконным? Следить за людьми? — У Мэгги растеклась тушь. Ее лицо походило на потрескавшуюся картину. — Само собой, это незаконно — следить за людьми!
Мисс Монтегю покачала головой:
— Вероятно, он нанял частного детектива. Эта фотография...
— Все было не так, как выглядело на снимке! Мы просто...
— Мэгги, мне вы ничего не должны объяснять. По крайней мере, утешайтесь тем, что судья позволил вам по-прежнему видеться с детьми.
— Но разве я ничего больше не могу сделать?
— Почаще встречайтесь с детьми. Все может измениться. Возможно, в будущем вы сможете заключить соглашение на более выгодных для вас условиях.
— Соглашение? И это после того, как он вел себя сегодня? Да мне наплевать, даже если он дух испустит! Живешь с человеком столько лет, думая, что знаешь все его хорошие и дурные стороны. Ничего подобного! Ты живешь с чужаком. Как он мог так поступить со мной, при всех наших спорах? Этому нет прощения! Я не хочу никаких соглашений! Пусть он умрет за то, что сделал со мной такое!
— Не надо ожесточаться, Мэгги.
Ожесточение. Ожесточение не наденешь и не снимешь на манер плаща. Это злокачественное образование, вроде опухоли в груди или шишки в горле. Во рту от него остается вкус, от которого так просто не избавишься. Мэгги пожала руку Элис Монтегю и вышла из здания суда на оживленную улицу, свирепо стуча высокими каблуками по каменным ступеням.
— Мэгги. — Это был Алекс, поджидавший ее у входа.
На секунду она замерла, потом смерила его взглядом и зашагала прочь; полы ее пальто развевались на ветру. То, что Алекс увидел в ее глазах, не на шутку его испугало.
— Не надо ожесточаться, Мэгги.
На этот раз бесполезный совет исходил от Эша. Мэгги вернулась в «Омегу», и Эш специально закрыл магазин, чтобы попытаться ее утешить.
— Все просят меня не ожесточаться. Легко тебе об этом говорить.
Вид у Мэгги был на удивление невозмутимый. Но она себя не обманывала. Она знала, что ей необходимо излучать хотя бы подобие невозмутимости, а иначе она что-нибудь сломает. Ей пришлось приглушить свои чувства, но она все равно ощущала, как они закипают и содрогаются где-то в ужасной глубине, словно раскаленная лава. Внутри у нее высвободилась и бушевала какая-то ярость, отторгавшаяся от ее существа.
— Да, мне легко об этом говорить, — сказал Эш. — Но и тебе нетрудно поддаться тем мыслям, которые тебя сейчас захватили.
— Что ж, не всем же быть такими благородными.
Эш пропустил это мимо ушей. Он протянул Мэгги чашку с блюдцем. Она так и не посмотрела ему в глаза, с тех пор как вошла в магазин. Он слегка ее побаивался. Ее гнев казался слишком холодным.
— Слушай, ты проиграла дело в суде, но хотя бы можешь встречаться с детьми. Взгляни на это оптимистичнее. Можно добиться своего и другими способами.
— Это верно. — Мэгги внезапно обернулась к нему. — Есть другие способы.
— Нет. — возразил Эш, осознав смысл ее слов. — Я не это имел в виду. Я говорил о том, чтобы использовать время общения с детьми более творчески. С максимальным результатом. Я знаю, о чем ты думаешь, и лучше тебе прямо сейчас отказаться от этих мыслей.
— Множество других способов.
— Говорю же тебе, Мэгги, это неверный путь. Неверный путь. Все содеянное вернется к тебе. Ты слушаешь меня, Мэгги? Мэгги?