До сего момента. Вхождение в возраст развязывало руки.
На рассвете, после празднования мужчины, по наущению женщин, решили изловить темную и, наконец, предать огню, как давно желала душа. Таким не хитрым приемом светлые фейри хотели задобрить предков, чью священную землю топтало исчадие и вымолить себе дополнительные преференции.
Вспомнив подслушанный разговор, Илоа опомнилась и подтолкнула темную к выходу.
— Не возвращайся в свою комнату. Беги прямо так, через околицу. В центре распалили костер и гуляют.
— Спасибо. И помни — ты авансом принята в мой род!
«Осталось только сообразить, как это воплотить в жизнь»
Сказала Диарра и растворилась в темноте.
Ни она, ни Илоа не догадывались, что за ними наблюдали еще одна пара глаз.
Глава 7.
Темнота бывает разная. Когда умиротворяющая, когда тревожная. Сейчас она пугала как никогда раньше. Илоа ощутила, будто сгустился воздух. Явственно повеяло терпкими духами. Женщина резко обернулась и встретилась с горящим взором Эрассии. Фейри выглядела старше своих лет; закутанная в тонкую накидку по самую шею, она походила на тень предка в погребальном саване. Бледное лицо было напряженным, почти злым.
— Ступай в мою комнату. Следует пересидеть бурю.
Кухарка нервно вытерла о бока враз вспотевшие ладони.
— Мне нужно приготовить завтрак.
— Отнюдь. Ты трудилась до поздней ночи и заслужила несколько часов отдыха.
— Думаю не стоит привлекать внимание нетипичным поведением.
— В моей комнате тебя не будут искать, потом скажешь, что прикорнула в кладовой, там тихо и когда зовут с кухни почти не слышно.
— И все же…
— Посмотри на свою руку.
Иола продолжала удивленно хлопать глазами. Эрассия раздраженно фыркнула, схватила за руку и одернула рукав, обнажая запястье. На явственно покрасневшей коже проявлялся рисунок темно-зеленого папоротника. Женщина удивленно округлила глаза.
— Это то, что я думаю?
— Дочь приняла тебя в род. Ты выразила согласие, а магия скрепила предварительный договор.
В подтверждении своих слов, фейри показала собственное запястье и пробормотав заклинание, выявила скрытую родовую татуировку. Точно такую же, как и у Иолы. Кухарка подняла на госпожу круглые от удивления глаза, не в силах сформулировать вопрос. Та фыркнула и потянула ее к выходу.
— Я расскажу, но не здесь. И у стен есть уши.
***
Вторая беременность у Эрассии протекала нетипично тяжело для фейри. В какой-то момент стало понятно с плодом не все в порядке. После детального изучения лекари пришли к неутешительным выводам – в теле светлой угнездился темный плод. Конфликт энергий очень болезненно переносился будущей матерью. В первое мгновение молодая женщина впала в ужас, уныние, хотела сбросить плод и даже собственноручно приготовила ядовитое снадобье. Должна была выпить его поутру. Вот только ночь внесла свои коррективы.
На рассвете Эрассия под удивленным взглядом супруга недрогнувшей рукой вылила зелье и потребовала магическую клятву.
— Я видала во сне предков, Гедарин. Мне запретили пить яд. Если ты дорожишь мною: дай клятву никаким образом не вредить плоду.
Светлые глаза супруга опасно сузились, но любовь все еще теплилась в его жестком сердце. Он согласился подождать.
Эрассия не лгала, ей действительно приснился вещий сон. Она лишь утаила от властного и амбициозного супруга одну несущественную деталь...
В ту роковую ночь светлая засыпала тяжело, урывками, вначале снились какие-то кошмары, потом слышались голоса, пока утомленная женщина не провалилась в черный колодец небытия.
Ощутила себя Эрассия на солнечном берегу и узрела нескончаемую череду предков. Вперед вышла ее мать в до боли знакомом голубом платье. Фейри погибла много лет назад защищая селение от парочки наемников-дроу. Это платье дочь пошила за одну ночь вместо погребального савана. Ведь мать так любила этот нежный оттенок.
Встреча была радостно-болезненной. Эрассия долго вглядывалась в полузабытые черты.
Мать едва ощутимо коснулась лица, потом чрева. Так касаются крылья бабочки или полуденный ветерок.
— Ты носишь надежду нашего рода.
— Темный младенец?! Я думала это какое-то проклятие… Даже богам приносила жертвы, моля о прощении.
— Боги услышали тебя. Дитя храни, сама погибни, но его вырасти.
Эрассия растерялась, но фейри почитали предков и не решались ослушаться.
— Ты уверена?
— Совершенно. Посмотри, магия вплела тебя в ветвь рода. Хотя ты еще ничего не сделала для малыша.
Эрассия опустила глаза и взглянула на запястье, оно чуть опухло, покраснело и явственно сверкало темно-зеленой татуировкой папоротника.
— Мой супруг не пожелает слушать голос разума. Власть для него на первом месте.
— Гедарин всегда был паршивой овцой. Мне жаль, что ты связала с ним судьбу. Будь я жива тогда, я бы не позволила вам пожениться. Запомни: ты должна сделать все возможное и невозможное для крохи. А татуировку скрой мороком, незачем давать пищу досужим толкам.
На этих словах Эрассию вытолкнуло в явь. И только разболевшаяся рука напоминала, что все это произошло на самом деле.
Позже Эрассия не раз и не два просила Главу рода принять темное дитя, но тщетно. В крепкой до сей поры семье начался разлад. Фейри пришлось магически связать свою жизнь с жизнью ребенка. Она не покидала спальню и крепко держала оборону.
Все селение недоумевало. Зачем терпеть в себе темное отродье? Вчерашние подруги отвернулись. Обсуждали и осуждали, но за спиной. Опасались прогневить Главу рода.
На срочно собранном совете старейшины постановили: так на разум светлой подействовал темный выродок. Причинять вред беременной не решились, магия за такое могла жестоко покарать. Решили удавить в момент рождения: родовой волшбе требовалось время что бы окружить младенца охранным куполом.
Представляя на что способны светлые родичи, Эрассия в один прекрасный вечер опоила мужа и привязав к стулу, стала ждать пробуждения.
Гедарин неловко пошевелился, дернулся в путах и пораженно замер.
— Что все это значит?
— Видишь этот заговоренный нож?
Эрассия положила ему на колени острый ритуальный кинжал.
— Угрожаешь мне смертью?
— Нет. Всего лишь лишу тебя твоего мужского начала. Ты знаешь, рука у меня не дрогнет. Больно не будет.
— Чего ты добиваешься?
— Во время родов и какое-то время после я не смогу защитить ребенка. Это сделаешь ты.
— А если я откажусь?
— Станешь никому ненужным калекой, а я пойду рожать в лес и все равно спасу младенца.
Красивое лицо Гедарина заиндевело. В глазах вспыхнул опасный огонек. Думал он долго, наконец, что-то решил для себя и сказал:
— Я выполню твое желание и спасу отродье, но у меня встречное условие. Ты никогда не подойдешь к нему, никогда не заговоришь и ни во что не будешь вмешиваться.
— Даже для тебя это слишком жестоко.
Фейри болезненно побледнела. Она успела полюбить ребенка.
— Этот вечер я никогда не забуду, но и ты не забудешь тоже.
Эрассия опустила голову, признавая поражение. Будущее виделось в мрачных тонах.
— Произнеси клятву крови. — Одними губами попросила она.
— И ты тоже, дорогая.
Более никогда Гедарин не глянул в сторону когда-то горячо любимой супруги. Глава рода был слишком гордый и слишком злопамятный, но слово сдержал.
Едва повитуха приняла младенца, Гедарин обернул тельце в грубое одеяльце и под удивленными взглядами, сел на кресло, да так и просидел положенное время. После позвали одинокую, кривую на один глаз фейри, что жила на краю селения. Сунули ей живой сверток в руки и велели присматривать, особо не усердствуя. Может милостивые боги сжалятся и дитя само помрет. Поскольку древняя фейри не имела козы или коровы. К ней дважды в день присылали молоденькую кухарку с кувшином молока.