Топляк, мать его!!!
Ночной кошмар перекупщика. Хуже всего! Полный, окончательный и бесповоротный пипец!
Ивлев поймал взглядом свое отражение в панорамном зеркале заднего вида: выпученные глаза и раздутые щеки. Портрет лоха. Анфас. Он с отвращением сплюнул воду. Пыль на обочине сворачивалась в темно-серые влажные шарики. Воздух над асфальтом дрожал, размывая горизонт вязкими струями.
Нет, подумал Ивлев, соваться к шурину с этой машиной нельзя. Затрахает потом, деньги назад потребует. Выход один — гнать на рынок и толкать по-быстрому. Чужаку. Лучше — слепому, глухому, с хроническим синуситом. Он зашвырнул пустую бутылку в кусты и закурил. Грязная вода снилась, вот…
Погоди-ка. Ну он-то не слепой, не глухой… Глядели же глазоньки. Ивлев бросил окурок.
Следующий час он потратил на поиски косвенных признаков «утопленника».
Запах. Основная примета. Сколько не суши, затхлость в салоне сохранится. Многие маскируют ее ароматизатарами, освежителями воздуха, но помогает это плохо. В этой машине ничего подобного не было. Ивлев сунул нос, куда только смог, и ничего не учуял — только велюр и пластик. Так, теперь разводы на обивке салона. У «утопленника» они смываются с трудом и не окончательно. Сантиметр за сантиметром Ивлев вновь облазил все внутри. Кроме налета на торпеде, который он смахнул влажной тряпкой, и побуревшего кровяного пятна на сиденье, ничего не нашел. Дьявол!
Он снова закурил. Если «утопленник» побывал у «рукастых» пацанов — он ничего не найдет. Это ясно. А что может вылезти через тысячу-другую километров пробега — неизвестно. Или через пять верст… М-да. В кузове полно скрытых полостей, которые нельзя осмотреть, а вода, ессно, проникает туда в легкую и вызывает скрытые очаги коррозии. В особенности соленая вода…
Покряхтывая, Ивлев заглянул под приборную панель, прекрасно осознавая тщету усилий. Ржавчина легко сгрызает металл в местах, обычно не подверженных воздействию влаги, антикор там другой, а то и вовсе нет, но разглядеть это можно, только все разобрав. Ивлев поднялся, отряхивая брючины. Что еще? Электрика?
Еще полчаса он нажимал все кнопки и дергал рычажки. Вглядывался в нишу приборной панели, включал и выключал кондиционер, мучил отопитель и вентилятор. Подержал ладонь над каждым дефлектором. Работало все: свет, датчики не пристегнутых ремней безопасности, подогрев сидений и зеркал, электрические регулировки, насосы омывателей и прочая и прочая… А чего он, собственно, хотел? Все это было проверено еще на «зеленке».
Он снова выбрался из машины. Подумал и присел перед передним бампером, всматриваясь в дефлекторы каждой фары по очереди. Вода оставляет на зеркальной поверхности заметные пятна и… Ничего, хотя сами фары явно не новые: он нашел парочку микроскопических сколов на поверхности рассеивателя.
Ивлев открыл капот. Масло в двигателе и коробке чистое, без следов эмульсии, но и не первой свежести. Он капнул на салфетку. Механических примесей не было. Японский бог! Сюда он тоже заглядывал. Но что тогда?! Ивлев забрался в машину, не испытывая облегчения. Пятно на сиденье притягивало взгляд, и он поставил сверху дорожную сумку. Посидел бездумно, барабаня указательными пальцами по ободу руля, очнулся: «Ну чего сидим? Кого ждем?»
В Тайшете он вновь позвонил домой. Никто не отвечал: ни жена, ни дети. Одно к одному. С тяжелым сердцем двинул к Красноярску. Телефон с поводком зарядника выглядывал из подстаканника, как тойтерьер.
Небо затянуло тучами. Шквалистый боковой ветер норовил столкнуть легкий «Vitz» с дороги. Ивлеву приходилось часто подруливать, но скорости он не снижал. Предплечья ныли от напряжения, немела шея. Темнело, ближний свет фар становился различим: светлое пятнышко бежало перед машиной по осевой. Ивлев не останавливался, курил на ходу, чего обычно никогда не делал, тем более в машине, предназначенной к продаже. Дважды пересекал ливневые дождевые полосы, там дворники едва справлялись с потоками воды, захлестывающими стекло. В салон тянуло сыростью, Ивлев мрачнел и ловил себя на том, что вспоминает, не случалось ли недавно на Востоке какого-нибудь цунами или урагана с красивым женским именем, почему-то непременно японским, ласковым и нежным, как название яхты, которую он видел в порту, — «Марико».
Ивлев прислушивался к урчанию двигателя, постукиваниям, бряканью. Морщины прорезали лоб, брови сдвинулись. Он не замечал напряжения, припоминая обрывки разговоров на «Зеленом углу»: может паром какой тонул, попадал в шторм?