- Мой трудный характер добыл это, - я отхожу в сторону и довольно улыбаюсь.
О, этот момент триумфа. Когда вперед выходит Венера, а рядом с ней показывается кряхтящий Саймон, со спящим Хантером на спине, я и вовсе ликую. Мистер Доусен не на шутку пугается. Отходит назад и вспыхивает:
- Это же один из близнецов.
- Так и есть. Но еще я хотела бы вам представить Венеру Прескотт – наследницу той великой силы, что поможет нам надрать задницу Сомерсету.
Мне смешно, но потом я неожиданно вспоминаю о том, как Эмброуза застрелили, и ощущаю внутри холод. Сета волокли по улице, заставили выбирать между жизнью и тем, что важно для любимой. Наверно, его желание искоренить весь род Эберди – не такая уж и неожиданная реакция. Я бы вряд ли сумела такое простить. Тогда почему он должен?
- Терранс, - говорит Цимерман, - отнесите Эмброуза на чердак, если вам несложно.
- Сейчас сделаю.
- А ты, - теперь Морти смотрит на меня. Я инстинктивно вскидываю подбородок. Не думаю, что по злости он меня переплюнет. Я тоже хочу поболтать. – За мной.
- Как скажете, сударь.
Венера смотрит на меня широкими, испуганными глазами, но я отворачиваюсь, ведь не собираюсь ее поддерживать или что-то вроде того. Пусть сама справляется. Тут никто не собирается с ней нянчиться, как и держать за руку, если вдруг на нее нахлынет паника.
Морти заводит меня в белую комнату. Крышка рояля закрыта. Я усмехаюсь.
- Почему же ты не успокаивал себя и свои нервы? – Мы встречаемся взглядами. – Ты же говорил, что это работает.
- Я и не волновался.
- Правда?
- Да. Я был зол, но не взволнован. Эмеральд, - он резко подходит ко мне, - что же ты творишь? Тебя не было целый день.
- И что с того? – завожусь я. – О себе побеспокойся.
- Хватит так разговаривать со мной. Никаких пререканий! Твоя жизнь – моя забота.
- Поэтому ты обманываешь меня? Поэтому ты лжешь мне в лицо, а потом требуешь честности? Да какого черта, Морти! Я думала, мы на одной стороне.
- Я тоже так думал.
- Но в чем я прокололась? С какой стати заслужила твое лицемерие? Мне ничего из этого мира неизвестно, а ты – единственный, кто в состоянии открыть мне глаза на многие вещи. Но довериться тебе – полное безумие, ведь ты только и делаешь, что обманываешь.
- Я уже извинился. – Ледяным голосом отвечает Цимерман. – Продолжим взвывать к моей совести, или поговорим о твоей? Как человек, отрицающий правду, может требовать ее от кого-то другого? Сколько раз врала ты? Сколько раз скрывала то, что было важным? Но ни это главное. Главное то, что я обманул, но не из злости или желания причинить тебе вред. Я хотел вернуть тебя, Эмеральд; хотел пробудить в тебе чувства!
- Но как мои чувства должна была пробудить ложь о печатной машинке? Ты сказал, ее невозможно уничтожить. Сказал, что только убийство Сомерсета положит конец этому безумию. Но это полная чушь!
- Эмеральд…
- Ты ведь знал об этом, - разочарованно покачиваю головой, - ты знал, но солгал мне.
- Нет. – Старик тяжело выдыхает. Его костлявая рука вытирает испарину со лба, а на лице вдруг появляется выражение растерянности. – Я не лгал тебе. Не в этот раз.
- То есть? Хватит нести бред. Венера сказала, что она способна уничтожить машину.
- Она, может, и способна. Но мы не сделаем этого.
- Что? – возмущаюсь я. – По какой причине? Разве есть что-то важнее смерти Сета?
Мортимер стареет на глазах. Я не понимаю, почему он бледнеет и отходит в сторону рояля. Руками он облокачивается о крышку инструмента и замирает на несколько секунд.
- Что с тобой? – спрашиваю я. Неожиданно я ловлю себя на мысли, что волнуюсь за старика. Вдруг ему плохо? – Ты в порядке?
- Эмеральд, я клянусь, что не сразу понял, в чем дело. Я не знал, а когда все осознал, то просто испугался. Я ведь не ты: я умею бояться и часто это практикую.
- Что ты несешь?
- В первый раз я задумался над этим, когда ты рассказала мне о вспышке; о видении, которое возникло между тобой и Хантером Эмброузом. Простые люди так не могут.
- В смысле – простые люди?
- Сомерсет видит нечто подобное.
- И? – недоуменно хмурю лоб я. – Причем тут он?
Цимерман практически страдальчески выдыхает. Пытается улыбнуться, но выходит просто ужасно. Меня начинает бесить этот разговор.
- Очень давно, когда я еще не работал с твоим отцом официально, он пришел ко мне в штаб, держа в руках обмотанного в одеяло ребенка. Мальчишку. – Морти кривит губы и делает несколько шагов ко мне навстречу. – Он запретил мне об этом рассказывать, а я так и не понял, что произошло. Уже на следующей неделе Колдер стал моим напарником.
- Не понимаю…
- Эмеральд, как ты выжила? – спрашивает Цимерман, расширяя светлые глаза. – Как ты пережила тот пожар? Никто ведь так и не сказал, что с тобой случилось; каким образом ты оказалась на улице живая и невредимая. Это было чудом. Однако единственное чудо, о котором мне известно, стоит здесь. В соседней комнате.
Мне нечем дышать. Мысли взрываются в моей голове, и я растерянно отхожу назад, все больше и больше расширяя глаза.
- Нет, - встряхиваю волосами, - не может быть.
- Я тоже не поверил. Но потом Эриния нанесла тебе четыре ножевых ранения, а ты, моя дорогая, осталась в живых. Это странно, тебе так не кажется?
- Но это невозможно! – вспыхиваю я. Лицо обдает холодом. Впервые мне становится по-настоящему страшно. – Я старею. Я чувствую. Я…
- Это лишь очередная загадка, ответ которой нам неизвестен. – Мортимер подходит ближе и поджимает губы. – Мне очень жаль.
- Ты лжешь!
- Твой отец пожелал, чтобы ты очнулась. И вот, Эмеральд, ты жива.
- Я не могла умереть. Не могла! – Нервно пожимаю плечами и пронзаю Цимермана обиженным взглядом. – Ты опять пытаешься меня обмануть?
- Нет, дорогая. Не в этот раз. Мы не уничтожим печатную машинку, ведь если с ней что-то случится, умрет не только Сомерсет. Но и ты.
Я резко отворачиваюсь. Сжимаю пальцами талию и смотрю перед собой, пытаясь не сойти с ума, не сорваться на крик. О чем он говорит? Чего от меня хочет? Если бы я была такой, как Сомерсет, я бы не чувствовала. Я бы перестала стареть, перестала замечать, как скоро несется время. Я была бы совсем другим человеком!
- Эмеральд.
- Замолчи! – взрываюсь я и вновь гляжу на старика. Внутри клокочет дикая злость. Я буквально ощущаю, как кожа покрывается жаром, как лицо вспыхивает от испуга и какой-то странной обиды. Так и хочется заорать во все горло: я не верю! Но это будет ложью. Я всю жизнь только и делала, что боролась с темной стороной. Я ненавижу всех, мне чужды людские эмоции, их переживания. Они любят, волнуются, ждут, верят, а я…, я ничего не ощущаю. Во мне живет пустота, и только ярость заполняет уголки рассудка. Как долго не осознавала я, что давно перестала жить. Я умерла семнадцать лет назад, и вместе со мной умерли все мои чувства.
Глаза покалывает. Я порывисто сжимаю их пальцами, а затем обессиленно опускаю руки вниз. Они падают, наливаются свинцом и тянут меня за собой.
- Венера сказала, что я темная, - шепчу я, разглядывая взволнованное лицо Морти.
- Это не так. Дорогая, ты исцелилась, ты чувствуешь!
- Разве? Нет, Морти, нет! Я ничего не чувствую. Уже давно. Мне наплевать на тебя и на мою мать, на отца. Я смогу спокойно жить, если все вы умрете, и в груди у меня ничего не екнет, потому что там ничего и нет.
- Не говори глупостей.
- Так и есть. Я…, я…, - зажмуриваюсь и распахиваю глаза, потерявшись во времени. Голова вдруг кружится. Оглядываюсь и шепчу. – Я – чудовище.
- Эмеральд…
А как иначе? Чего еще я ожидала? Думала, не любить это нормально? Да люди ведь только и делают, что живут ради чувств, ради отношений, ради волнений и удовольствий, ради тепла, грусти, бешеного калейдоскопа эмоций. Жизнь и есть – сплошное ощущение в какой-то момент каких-то событий. А я всегда бегу по острию, надеясь испытать хотя бы толику того, от чего у других сносит крышу. Я испорченный продукт. Девушка без чувств. Полагала, что сама выбрала равнодушие. Но оказалось, что это бесчувствие выбрало ее.