- Но, насколько я понимаю, Хантер молчит.
- Ни слова. За четыре дня, он даже звука не вымолвил. И я понятия не имею, как же к нему подступиться. У него будто нет ни сердца, ни эмоций, ничего.
- В каком-то смысле так и есть, Морти. Сет сказал, что сердца его детей не бьются. И как ни странно, ты забыл об этом упомянуть в нашем разговоре…
- А что об этом говорить, - старик небрежно пожимает плечами и смотрит на меня с тенью усмешки, - обычное дело в мире, где нашел себе место двухсотлетний мужчина.
- Ну, да. Конечно. Ничего особенного. И даже ведьма в тренажерке – сущий пустяк.
- Знаешь, ведь есть те, для кого это не является странностью. Мы привыкли думать, что люди смотрят на мир одинаково. Но разве это правда? Наивно полагать, что мысли у нас совпадают, что они идентичны. Даже мы с тобой по-разному смотрим на многие вещи. Что уж тут говорить о других? Соберись незнакомцы в одной комнате, и случится драка, ведь истина на простые вещи у каждого своя. Для тебя черное – это черное. А для кого-то, черный цвет – цвет зарождения жизни, цвет фантазий. Ты скажешь: небо синее. Но физик вдруг приведет огромное количество доводов, отрицающих это. Тогда ты заорешь: трава зеленая! И биолог отрежет свое грубое – нет, заставляя тебя ощутить себя растерянным и сбитым с толку. Ты спросишь: как же нет, если так думают все? Но все ли? И правильно ли это? Потому не стоит смеяться над тем, что кажется странным. Мы многого не знаем, а даже то, что знаем – очень часто не понимаем.
Смотрю на Цимермана и усмехаюсь:
- Ты еще не думал заняться писательством? Создай свой паблик, пиши цитаты. Мне кажется, ты преуспеешь в этом дельце.
- А ты все смеешься.
- Я от чистого сердца, Морти. Когда-то же надо начинать.
Старик вздыхает. Закатывает рукава и глядит в мои глаза как-то печально, будто я в очередной раз не оценила отличную мысль. Он раскрывает передо мной дверь и с грустью протягивает:
- Ни на кого не действуют мои слова, дорогая. А писателя должны слушать.
- Я слушаю!
- Но не слышишь.
Закатываю глаза, хочу ответить, но растерянно примерзаю к месту, увидев распятое над потолком тело Хантера. Говорить тут же пропадает желание. Лицо парня в крови. На нем нет верхней одежды, и потому я вижу все раны на груди и торсе. Они свежие и из них линиями катятся красные полосы. Мне становится не по себе, пусть я и не подаю вида.
- Ты…, - сглатываю, - ты отлично постарался, Морти.
- Думаю, он еще даже и не разогрелся, - внезапно хрипит низкий голос. Я удивленно смотрю на Эмброуза и замечаю ухмылку на его избитых в кровь губах, - Эмеральд.
Цимерман тут же переводит на меня взгляд. Сказать, что он сбит с толку – не сказать ничего. Морти, будто спрашивает: какого черта он разговаривает с тобой, Родди? Почему этот парень молчал четыре дня, а теперь вдруг открыл рот? Я расправляю плечи и бреду к Хантеру, не отрывая глаз от его самодовольного лица. Спрашиваю:
- Как себя чувствуете, мистер Эмброуз? Надеюсь, Вам у нас нравится?
Парень резко дергается вперед, будто сорвавшийся с цепи пес, почуявший запах еды или крови, однако застывает прямо перед моим лицом. Я не двигаюсь. Продолжаю ровно смотреть ему в глаза и не колеблюсь ни секунды. Я его не боюсь.
- Я ждал тебя, Эмеральд.
- Может, ты еще и скучал?
- Это было бы слишком.
Смотрю на Цимермана. Мортимер понимает, что я хочу сказать, и покидает комнату. Выдохнув, вновь поворачиваюсь к парню и пожимаю плечами:
- Паршиво выглядишь, Хантер. Боюсь, ты не понравился Морти. Интересно почему, правда? Ты ведь такой хороший парень. Тихий, скованный.
- Скованный – это в точку.
- Ты недоволен?
Эмброуз ухмыляется. Губы у него дергаются резко, также неожиданно изменяется у него и настроение: то он рычит, рвясь вперед, то отстраняется, сгорбив спину от боли и от усталости. Правда, единственное, что не меняется – его карие глаза. Они смотрят на меня с интересом, и я никак не могу понять, чем он вызван.
- Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь о револьвере.
- А я хочу, чтобы ты подошла ближе.
- Я отлично тебя слышу.
- Но я не вижу твоего лица. Кровь залила глаза.
- Чтобы говорить, глаза тебе не нужны.
- Ты играешь не по правилам, - холодно отрезает парень. Он кривит губы, но на этот раз раздраженно. – Услуга за услугу.
- Пошел к черту.
- Мне нравится смотреть на то, как ты злишься. Когда ты краснеешь, а твои пальцы тянутся к пистолету за спиной. Ты выглядишь растерянной, собираясь совершить ужасное и непоправимое преступление, за которое лишают титула спасителя человечества. Я могу смотреть на это снова и снова. Снова и снова.
Свирепо выдыхаю. Делаю шаг вперед и рычу:
- Ответь на мой вопрос, Хантер.
- Скажи это еще раз, - шепчет он, - попроси меня.
- Ты выведешь меня из себя.
- Именно этим я и занимаюсь.
- С какой стати?
- Это заставляет меня чувствовать. Твое испуганное лицо и покрасневшие щеки…, я никогда не был так заинтересован человеческой реакцией на мои действия. Если я смотрю тебе в глаза, ты вскидываешь подбородок, а когда я придвигаюсь ближе, - Хантер лениво шагает вперед и едва не сталкивается со мной носом, - ты придвигаешься в ответ, считая, что так выказываешь свою решительность. Но, Эмеральд, ты просто идешь мне навстречу, так как не можешь наблюдать за мной со стороны.
- Я не понимаю, что ты пытаешься мне объяснить. Захотелось высказаться за те дни, что ты молчал? Но я не затем здесь. И мне наплевать, что ты чувствуешь, и чувствуешь ли вообще. Я не…
Парень вдруг делает шаг вперед. Выставляю перед собой руки. Хватаюсь пальцами за плечи Эмброуза, но почему-то не отталкиваю его назад, а застываю, ощутив странную дрожь, пронесшуюся по коже. Глаза закрываются. Я проваливаюсь в пустоту, вижу себя на кровати в общежитии, и я не одна. Хантер Эмброуз рядом. Он сжимает меня в объятиях и шепчет мне что-то на ухо. А я улыбаюсь, прикасаюсь носом к его подбородку, и кажусь ложью и вымыслом, наполненным неизвестными мне эмоциями. Ничего не понимаю.
Когда я прихожу в себя, меня волной отталкивает в сторону. Я хватаюсь пальцами за талию, поднимаю взгляд и вижу, как Хантер сгибается от боли. С поникшей головой он рычит, а я замечаю вены, проступившие на его шее. Понятия не имею, что сказать. Просто пялюсь на парня и ни черта не понимаю. Что это за вспышки? Откуда они? И почему они касаются только меня и Эмброуза?
- Что с тобой? – небрежно бросаю я. – Хватит уже, иначе…
- Не прикасайся, – внезапно сквозь стиснутые зубы чеканит он, когда я протягиваю к нему руку, - не делай этого.
- Морти убьет меня, случись с тобой что-то.
- Я опережу его, если ты приблизишься ко мне.
- Не опередишь, если я прострелю тебе голову. – Достаю из-за спины браунинг. Я не знаю, зачем я это делаю. Парень выпрямляется, на его губах играет ухмылка, а я уверенно приставляю дуло пистолета к его груди. Снимаю орудие с предохранителя. – А что теперь ты скажешь? Может, все-таки захочешь подружиться и ответишь на мой вопрос?
- Нет.
- Я выстрелю.
- Стреляй.
- Ты же этого не хочешь.
- Ты тоже.
Недоуменно замираю. Отскакиваю назад и злюсь:
- Твою мать, Хантер, просто скажи, где твой папаша прячет револьвер!
- Нет.
- Хорошо. Тогда попробуем по-другому. – Я откладываю браунинг на стол. Бреду к парню и протягиваю к нему руку. Тут же в глазах Хантера появляется какая-то реакция, и вместо того, чтобы стоять неподвижно, он отпружинивает назад. Но я наступаю. Слышу, как из его груди вырывается рычание, и прикладываю ладонь к его окровавленной, потной щеке. Тут же – в мгновение ока – колени Эмброуза подкашиваются. Его вены распухают, с его губ срывается стон. Парень испуганно распахивает глаза и смотрит куда-то вверх, не понимая, что происходит и почему ему так больно.