Выбрать главу

– Не видел здесь девушек.

– Дай ему в морду, – посоветовал второй парень, – мигом вспомнит.

– Умный ты, спасу нет. Ему в морду дашь, потом от чесотки лечиться. Пошли, скажем Барсуку, что никого не видели. Хочет, пусть заранее у всех дверей охрану ставит, а я не нанимался для него по улицам бегать.

Парни ушли, на этот раз не торопясь. Таджик продолжал чистить мусорный бокс. Шарканье лопаты по асфальту, привычное и успокаивающее зимой, сейчас, в самом конце лета, казалось нелепым и чужеродным. И всё происходящее казалось одновременно нелепым и странно знакомым.

Все в детстве слышали сказку про девочку-замарашку, которая непрерывно возилась с мусором и золой от камина и даже прозвище получила соответствующее. А бедняжке хотелось хотя бы изредка красивой жизни, музыки, хоть чего-то отличного от половой тряпки и запаха помоев. И, как непременно бывает в сказке, явилась добрая волшебница и отправила Золушку на бал в королевский дворец. Платье, карета, то да сё… А куда девались руки, огрубелые от кухонной работы, коленки, изуродованные мытьём и натиркой полов, намертво въевшаяся вонь отхожего места? Так ведь всего этого и не было! В сказках всегда случается так, что тяжёлая работа не калечит красоты. А возможно, сказочник не договорил, и не только тыква обратилась в карету, но и грязная уродка перекинулась красавицей. В Управлении психического здоровья много могут порассказать о проделках той нежити, которую люди называют феями.

Но в целом с Золушкой всё окончилось благополучно. Если и возвращался ей в лунные ночи истинный облик, то принц про это ничего не знал, пребывая в счастливом заблуждении, будто женат на красавице. И, как хрестоматийный телёнок, он умер счастливым.

А в жизни всё бывает причудливей и безжалостней. Даже помойка в реальности воняет совсем иначе, нежели в сказке. И добрых крёстных у гастарбайтеров не бывает. Зато бывает полнолуние, когда хочется выть, а природная серость у одних выступает наружу, а другим становится невмоготу носить её. Пусть раз в месяц, но хочется чистоты, музыки, восхищённых или завистливых взглядов. Не обязательно даже превращать мусорный контейнер в элегантный «Порше», Золушка дойдёт пешком. И никто не опишет в волшебной сказке её чудесное превращение. Ах, Шарль Перро, где твоё перо?

Прекрасный принц, явившийся неведомо откуда, непременно вызовет приступ злобы и зависти у потенциальных соперников. Быть принцессой – гораздо безопаснее. Главное – убежать с бала, прежде чем часы пробьют полночь и чары рассеются.

Таджик кончил скоблить тротуар, загнал оба контейнера, полный и почти пустой, в мусорный бокс, гремя ключами, запер дверь. Бормотал что-то на своем языке, где нет понятия мужского и женского рода.

– Он что, запер её там? – тревожно спросил Княжнин.

– Кого?

– Девушку.

– Девушку? – переспросил Михальчук. – А была ли девушка?

Вместо послесловия, или Прощание с нуаром

Если из сборника, который вы только что прочитали, надергать развернутых цитат, перемешать их произвольным образом и распечатать стык в стык, не указывая авторство, все равно будет видно, что перед нами тексты десятка разных писателей. У каждого участника этой антологии свое лицо, свой темперамент, темп и ритм повествования, любимые словечки и сюжетные ходы. Иными словами, у каждого из них свой собственный, легко узнаваемый стиль. Аренева ни за что не спутаешь с Колоданом, Трускиновскую с Резановой, а Точинова – с Логиновым. В противном случае в этом сборнике было бы не много смысла: кому нужна усредненная, стандартизированная проза, скроенная по одному лекалу?..

Но какими бы разными ни были все эти тексты, каждый из них рано или поздно заставит вспомнить одно слово, ласкающее слух знатока и ценителя.

И слово это – «нуар».

Нуар – одно из самых противоречивых явлений в современной европейской культуре. Достаточно сказать, что главные «нуарные» книги и «нуарные» фильмы были написаны и сняты американцами в двадцатых-сороковых годах минувшего века, однако появлению этого термина мы обязаны французскому кинокритику Нино Франку, запустившему его в оборот в 1946-м.

Споры о том, что такое нуар и какие черты его характеризуют, не затихают по сей день. Неясно даже, стиль это или жанр – киноведы и литературные критики десятилетиями ломают копья в бесплодной схватке. Скажем проще: нуар – это криминальные истории Дэшила Хэммета и Рэймонда Чандлера, фильмы «Тень сомнения» Альфреда Хичкока и «Незнакомец на третьем этаже» Бориса Ингстера, эталоном же жанра считается «Мальтийский сокол» Джона Хьюстона. Да-да, тот самый, где одну из главных своих ролей сыграл легендарный Хамфри Богарт.

А еще нуар это атмосфера: сумрачный город, расчерченный резкими тенями, немногословные, как у «папы Хэма», мужчины в мягких шляпах, скрывающие душевные раны и чувство вины под маской напускного мачизма, смертельно опасные женщины в мехах и брильянтах. Атмосфера зыбкости, ненадежности окружающего мира, в котором нельзя доверять никому, даже самому себе. Городские джунгли, населенные хищниками всех пород, где добро и зло – понятия субъективные, а герой отличается от злодея только тем, что в душе его время от времени просыпается (и начинает шумно ворочаться, как медведь в берлоге) нечто человеческое.

Разумеется, нуар, запустивший свои щупальца во все массовые жанры, давно и тесно породнился с фантастикой. К нуару относят фильм Ридли Скотта «Бегущий по лезвию» и роман Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», положенный в основу сценария, «Темный город» Алекса Пройяса, сознательно снятый в этой стилистике, киноработы Тима Бертона, в том числе «Сонную лощину» и «Бэтмена». Особенно чувствительны к этой эстетике авторы «графических романов». Несомненный нуар – «Sin City», «Город грехов» Фрэнка Миллера, прославленный экранизациями Роберта Родригеса и Квентина Тарантино. В 2009–2010 годах один из гигантов комикс-индустрии, компания «Marvel», даже запустила цикл «Marvel Noir», где в соответствующих традициях переосмыслялись судьбы популярных супергероев: Человека-Паука, Сорвиголовы, Карателя, Людей Икс и Железного Человека. Представляете: тридцатые годы, Великая депрессия, сухой закон, гангстеры с «томпсонами» наперевес, продажные копы, и посреди этого ретротриллера – Люди Икс во всей своей красе… Нуарную атмосферу старательно воссоздают писатели-фантасты Джордж Алек Эффинджер в трилогии о Мариде Одране («Когда под ногами бездна», «Огонь на солнце», «Поцелуй изгнания»), Джонатан Летем в «Пистолете с музыкой», Ричард Морган в цикле о Такеси Коваче («Видоизмененный углерод», «Сломанные ангелы», «Разбуженные фурии») и многие другие. Да что там, сам Уильям Гибсон, «киберпанк номер один», не раз признавался в интервью, что написал «Нейроманта» во многом под влиянием Дешила Хэммета и Реймонда Чандлера.

Что ж, при смешении стилей часто рождаются самые яркие, самые выразительные произведения, взявшие все лучшее от своих прародителей. Но в то же время размытие границ – это начало конца любого жанра. Заимствуя для своих целей отдельные повествовательные приемы, растаскивая по теплым норкам детали сложного механизма, писатели постепенно разрушают целостность структуры. Явление, в общем, распространенное: это произошло в двадцатом веке с классическим романом, это буквально на наших глазах случилось с киберпанком, только-только появившимся из пеленок… В чистом, первозданном виде ни того, ни другого жанра больше не существует – вот вам результат.

По сути дела, та же судьба постигла и нуар. Стоило Нино Франку назвать демона по имени, и тот угодил в ловушку. Нынче нуар растащен на цитаты, тонким слоем размазан по самым разным жанрам, от хоррора до мелодрамы. Обращение к «чистому нуару» возможно только в рамках постмодернистской игры – как в романе «Поймать незнакомку» Елены Хаецкой и Тараса Витковского, например.

Впрочем, это не повод печалиться. Да, «классический нуар» истаял, расточился, как дым, – но при этом напитал литературу и кинематограф новыми оттенками и обертонами, мотивами и образами. Не самая плачевная судьба, особенно если вспомнить о множестве других новаторских направлений, сгинувших без следа.

Василий Владимирский