– То есть вы сбежали оттуда?
– Нет, нет. Все было как положено. Меня выписали, когда главврач дал добро, в обмен на мое согласие явиться неделю спустя на контрольное обследование.
– И вы вернулись домой к дочке.
– Да.
– Она кричала?
– Она не издала ни звука. Лежала в кроватке, вся мокрая и в то же время иссохшая. Я ее вымыла и смазала маслом кожу, переодела во все чистое и положила спать рядом с собой.
– То есть с ней ничего не случилось.
– Слава богу, ничего. Я поняла, что ее организм не выдержит, если я дам ей сразу много молока. Это бы разрушило ее пищеварение. Поэтому я понемногу увеличивала размер порций, и через сутки она уже получала полный объем.
– Вы когда-нибудь рассказывали дочери о том, что произошло?
– Отвечу вам вопросом на вопрос. Ваша мама жива?
– Жива.
– Она обо всем вам рассказывала, чего вы сами не помните?
– Конечно, нет. Было бы совершенно невозможно пересказать все.
– Вот именно. Мы решаем, что рассказывать детям, а что нет.
– И вы решили об этом случае не рассказывать.
– Я подумала, что вреда от такого рассказа было бы гораздо больше, чем пользы.
– А как ваша нога?
– Я привыкла к тому, что она болела. Но какое-то время, само собой, ходила на контрольные осмотры раз в неделю.
– И опять оставляли дочку одну?
– Она ведь уже, можно сказать, выдержала это испытание. Зато курить я бросила и много лет не курила. Я дала своей дочке все, в чем она нуждалась, и сейчас она счастлива. Она понятия не имеет, что ее когда-то бросили одну. А с ним совсем другая история.
Она кивнула в сторону мальчика, который все еще лежал, уткнувшись лицом в землю.
– Он уже достаточно большой и запомнит этот случай. Может быть, он никогда не простит этого своим родителям.
Она поднялась со скамейки, обернула платок вокруг шеи, достала из кармана перчатки и надела их.
– В любом случае хочу помочь этому мальчику, – сказала она.
– Вы забыли вернуть мне спички.
– Простите. Вот, – сказала она и протянула коробок.
Я наблюдала, как она направляется к мальчику и садится перед ним на корточки. Может, она попробовала заговорить с ним, не знаю. Но мальчик быстро повернулся и с силой пнул ее в живот, так что она опрокинулась на спину. Потом вскочил на ноги и побежал в том направлении, в котором ушли его родители.
Когда я уходила, она все еще лежала на спине.
Йенс Блендструп
Йенс Блендструп – прозаик и драматург – родился в 1968 году. Дебютировал в 1994 году сборником рассказов «Человек в парнике». Известность к Блендструпу пришла в 2004 году вместе с романом «Бог говорит начистоту».
Блендструп много сотрудничал с фотографами, художниками и скульпторами, ездил по Европе. Он всегда считал, что жизнь состоит не только из серьезных вещей, но и из смешных. Радио-пьеса «Укол багетом» была отмечена премией Prix Italia. Еще одну премию, prix Marulic, он получил за радио-пьесу «Германн Гладенсвенн», написанную по мотивам средневековой народной песенки. Для театра он с тех пор не писал, на смену пришли романы, книги по искусству, сборники стихов и рассказов. В антологию вошли два рассказа из сборника «Внезапно нахлынувшие рыдания» (2007).
Тяжесть
Лулу Андерсен была необычайно счастливым человеком. Состояние счастья, в котором она пребывала, нельзя было измерить или взвесить. Вообще определить его масштабы. Она просто вся была пропитана счастьем. Именно поэтому он сразу влюбился в нее тогда в кафе. Она шла между столиками, излучая радость, полностью лишившую его удовольствия, которое он получал от чтения газеты. «Вот, значит, как – идешь тут, между столиками, и вся такая из себя радостная», – сказал он громко и рассерженно хлопнул газетой по столу. Этим он ее покорил. Она не встречала еще таких, как он. Он пригласил ее в кино. Они пошли на фильм под названием «Дым», там было про людей, которые без конца курили и здоровались друг с другом. В ответ Лулу пригласила его на вечеринку к своим подружкам. Вскоре после этого она связала с ним свою жизнь, переехав к нему. В связи с этим событием он сообщил ей свое имя.
– Меня зовут Николай, – в его голосе прозвучала серьезность, от которой она совершенно обалдела. Его имя как будто подняли на поверхность из глубоченной меловой шахты, полной всяких других серьезных вещей.
– Я Лулу, но, кажется, я это уже говорила, – сказала она.