– Тебе наплевать, что ты станешь дедом, – сказала она.
– Нет, мне не наплевать, – запротестовал он. – Почему ты говоришь, что мне наплевать?
– Через несколько часов, может быть, начнутся роды, – сказала Ольга, – и ты очень пригодился бы мне в доме. Но тут ты как раз намылился куда-то со своими собаками.
Он провел рукой по ее бедру и ягодице. «Я скоро вернусь».
Она лежала к нему спиной, отвернувшись лицом к стене. Он слегка потянул ее за плечо, она оттолкнула его, тогда он нежно прикоснулся к ее груди, но она не отозвалась на ласку.
– Так и будешь лежать, даже не поцелуешь меня на дорожку? – спросил он.
Она не ответила. Хуже всего было то, что она лежала с открытыми глазами и смотрела в стену, он видел это. Она даже не попыталась сделать вид, что спит.
– Я вернусь и принесу мяса, – сказал он, легонько сжав сосок большим и указательным пальцами. Но она оттолкнула его руку и укрылась одеялом с головой. Тогда он встал, вышел на улицу, запряг собачью упряжку и поехал на север.
Первый раз он переспал с Ольгой – когда же это было, в 1988-м? Дело было в августе, он помнит, еще был праздник в местном клубе, поселок отмечал победу девчонок-футболисток, вернувшихся из города с кубком. Впервые в истории они его завоевали. Гедеону было восемнадцать, Ольге пятнадцать, она была лучшим нападающим, юная девчонка с крепкими бедрами и длинной черной косой. Они танцевали польку, кружились в танце, поддразнивали друг дружку, хватка становилась все более цепкой, они отстукивали каблуками по полу, потом танцевали, прильнув друг к другу. Он смотрел ей в глаза, ответный взгляд был нежным и ласковым. Гедеон прижался лицом к твердой, как камень, косе и вдыхал запах мыла и дыма. Он спросил: «Хочешь покажу тебе кое-что?» И повел ее на южный край поселка, мимо рыбообрабатывающей фабрики с расставленными сушилками для рыбы, где, отливая золотом, висела треска: тысячи разрезанных вдоль хребта рыбин, ряды которых тянулись вверх по склону, где росли крупные черные ягоды бузины. Они наелись ягод, потом нашли место, где мох был сухим, и легли на него.
Гедеон провел большую часть детства на стоянках, такую стоянку от ближайшего поселка отделяли сотни километров. Его отец был промысловиком, он брал с собой жену, детей и собак и отправлялся с ними на лодке к далекому южному фьорду, на берегах которого не встретишь ни души. Там они зимовали в торфяной избушке, питаясь рыбой, мясом тюленей и продуктами, которые выменивали в лавке на часть добычи. Их было пятеро детей в семье. Еще один ребенок родился, но вскоре умер. Это была девочка, и родители сказали Гедеону, что детям можно посмотреть на нее перед тем, как тельце предадут земле и поставят сверху камень. Они должны были пообещать, что никогда никому об этом не расскажут. Возвращаясь в город, отец с матерью сильно пили, наверстывая упущенное за многие месяцы пребывания в безлюдных краях. Не обходилось без скандалов и драк. Когда Гедеону было двенадцать, отца обвинили по статье «применение насилия» и увезли в Нуук отбывать наказание. Больше Гедеон его не видел. Став взрослым, он пытался отыскать какие-то из их стоянок, проплыл в старых рассохшихся лодках сотни километров вдоль побережья в обе стороны, прочесывал бесконечные фьорды, но тщетно. Мать не могла сказать точно, где именно они зимовали. Гедеону пришлось смириться с тем, что детства больше нет.
Он был рядом, когда Ольга родила их первенца. Девочка буквально выскочила в жизнь ножками вперед. Внизу, в комнате, рядком сидели женщины и пили кофе. Услышав, как именно ребенок появился на свет, они рассмеялись. Еще одна футболистка! Дело было в разгар зимы, мела метель, на кухне в стоявшей на плите кастрюле суп промерз до самого дна. Акушерка завернула малышку в полотенца и пледы. Гедеон держал ее на руках, пока перерезали пуповину. «Назовем тебя Эльза», – прошептал он на ухо девочке. Его маму звали Эльза. Она умерла за несколько месяцев до этого.
В последующие годы дети рождались своим чередом, каждый следующий вызывал все меньше переполоха. Но когда начинались роды, женщины всегда оказывались тут как тут и смеялись, прихлебывая кофе. Было не так просто дать имена всем этим детям, поскольку имя не дают просто так, с бухты-барахты; оно достается по наследству от кого-то, кто умер и чьи качества хотелось бы передать следующим поколениям. Гедеон пробовал заговорить с Ольгой о том, не лучше ли будет ее стерилизовать. Почему бы тогда не проделать это с ним самим, предложила она, но Гедеону эта мысль не понравилась. К тому же, что ни говори, такие вещи больше принято делать с женщинами. Прошло уже два года с тех пор, как Ольга родила предыдущего ребенка, и теперь она снова заводила разговор об еще одном. «Жизнь переворачивается с ног на голову, – думает Гедеон, – когда в семье детям меньше лет, чем внукам». Но Ольга прямо вся расцветает во время беременности. Гедеон живет в вечном страхе и выводит ее из себя, беспрестанно расспрашивая о месячных. Разве не вчера был срок? Он предлагает ей начать принимать противозачаточные, но она не хочет. Она явно завидует беременности дочери, соблазняет его заняться любовью в те дни, когда это чревато последствиями, а она чертовски хороша в том, что касается соблазна, ласкает рукой и ртом, она бесстыдная искусительница, и он не в силах ей противостоять.