— Уйди, брысь от меня!!! — заорал в ужасе Рябик.
— Ой, плакса! Ну и плакса! — пропищал за его спиною голос.
Страшнее всего был он для инока Иосифа — такой явственный и такой НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ… Бесовский.
Иосиф закрыл глаза и, едва удерживаясь на ногах, попытался вторить товарищам: «Господи, иже еси на небесех…» И сбился.
Демон захохотал; громовые раскаты хлестнули по стенам; мигом со всех сторон посыпались на монахов камни. Повыпрыгивали из стен и, со свистом рассекая воздух, летали, едва-едва не задевая лиц.
— Убьет же! — уворачиваясь от камней, взвизгнул Марк щенячьим каким-то голоском.
— Стой!!! — перекрывая шум, крикнул Илларион и схватил за руки обоих иноков. И вовремя: они готовы были уже сорваться с места, убоявшись каменных снарядов.
— Крепко стойте оба, ничего не бойтесь. Слово Божие сильнее всего! — сказал Илларион и принялся креститься и класть земные поклоны.
Внезапно из темного угла кельи выскочил черный кот и, подкатившись под ноги монаху, завертелся возле колен, мешая ему кланяться и креститься.
Иноки оторопели: откуда в закрытой наглухо богадельне взяться коту?
Животное, словно порожденное ночной темнотою, вело себя нагло и дико: кот разбегался и с наскоку поддавал под колени Иллариону, визжа и рыча, пытался сбить монаха с ног; забегал, подставляя кланяющемуся звериную шерсть…
Но невозмутимый иеромонах, осеняя себя крестом, не останавливал ни молитвы, ни поклонов: стоял, крепко уперевшись ногами, словно железная скала — откуда только силы брались. Нагибаясь в земном поклоне, вытягивал руку и отшвыривал от себя настырного зверя; тот улетал с мявом, но тут же со злобным шипением кидался обратно…
Марк, завидя стойкость Иллариона, воспрял духом и тоже начал молиться, креститься и кланяться Богородице. Иосиф же только шептал молитву, не понимая слов. Перед рассветом тьма всего сильнее, и ему казалось, что эта тьма, сгустившись, лишает его разума.
Он не увидел, как первый солнечный луч озарил келью, — упал бездыханным, лишившись чувств.
— Чего ты боишься? — спросил его Илларион.
— Тьмы боюсь, отче. Зла.
— Тьма есть отсутствие света, отрок. Зло есть отсутствие добра — пустота оно, понимаешь? Демон существо пустое, от слабостей наших питается. За счет наших грехов живет. Если же в твоей душе твердо добро поставлено — никакое зло ничего с тобой поделать не сможет. Пойми же: чего ты боишься? Добро поистине существует, а зла на свете вовсе нет, ежели есть добро и любовь! Прежде всего — в тебе самом.
Иосиф смотрел в светлое лицо своего наставника и согревался теплотою его взгляда. С Илларионом ему было не страшно — спокойно и даже весело. Но это ведь он, Илларион, такой.
«А я — что? — думал. — Я мелкая сошка. Так, плевок собачий…» И не поместится никогда доброта, такая как у Иллариона, бескрайняя; мужество, такое как у Иллариона — стальное; знание, как у Иллариона… Да нет — откуда ж в нем-то, несчастном Рябике?! Его даже совсем мелкие сопливые пацаны за веснушки дразнят… Откуда в нем великое возьмется? Нет. Вот пустоты много. Пустоты, тления, праха могильного, ужаса… Тьмы. Эх, проклятие! Да что ж поделать с подлой трусливой натурой?!
— Если не справишься с собой — демон и нас с Марком погубит, — сказал Илларион. — Сегодня, думаю, все решится: или мы его победим, или он — нас.
На третью ночь заготовили Илларион с Марком все для обряда водосвятия. Монахи из храма святой воды нанесли побольше, чтоб хватило каждый кирпичик в богадельне окропить.
Труд предстоял немалый: обойти все коридорчики, кельи и келейки, во все углы заглянуть, молитвы на порогах отчитать и каждую пядь в убогом доме свяченой водой сбрызнуть.
— Ну, иноки, сделаем так: на первом пороге вместе молитвы отчитаем, а там разойдемся каждый в свою сторону, но не дальше семи шагов, чтоб и слышать, и видеть друг друга. Дверей нигде не закрывайте, молитесь неустанно и вслух, и безмолвно, как в пустыни вас учили. Но главное: не бойтесь беса — от веры и бесстрашия он слабеет.
Так сказал Илларион и ободряюще улыбнулся инокам.
Встали они трое на пороге длинного и холодного сводчатого коридора, что начинался прямо от дверей богадельни, и отчитали защитные молитвы. Илларион начал обряд водосвятия, сунув кропило в ведерко и размашисто покрестив воздух перед собой: свят, свят, свят!
Капли святой воды оросили лица; Иосифу, несмотря на все его страхи, сделалось весело. Ему всегда нравилось водосвятие; нравилось вздрагивать и ежиться от прохладных водяных брызг. Он представил, как сейчас во всех темных углах будут окачены водой бесы, как им мокро, зябко и неуютно сделается в их насиженных местах. Да и вода-то не простая — святая! От крещеной воды у бесов корчи.