Скоблев наблюдал за ней удовлетворенно и потягивал из трубочки колу.
– Лучше?
– Да, – призналась она. Желудок урчал, непривыкший к такому количеству еды, но спазмы прошли, как и тошнота. Кира едва доползла до кабинета, а минуту спустя уже ощущала себя бодрой и здоровой.
– Вот и ладушки, – заключил доктор. – Кстати, прекрасно выглядите. Ну точно Найтли!
Кира польщенно улыбнулась.
Через час у нее закончились месячные.
Утром двадцать девятого мая Кира весила сорок пять килограммов, а к вечеру уже сорок три.
Ошарашенная, она спрятала весы в шкаф и долго рассматривала себя в зеркале. Страх сжимал внутренности, страх извивался в ее кишках чужеродным гостем.
– Что с тобой? – спросила она отражение. – Ты ведь мечтала об этом? Не быть такой, как сестра. Достичь идеала.
Отражение затравленно молчало.
Кира оделась и выбежала в соседний магазин.
– Бутылку красного вина, – потребовала она, швырнув продавщице мятые купюры.
– Солнышко, тебе не плохо? Может, вызвать скорую?
– Себе вызови, жируха!
Кира зашла в детский садик и жадно припала к горлышку бутылки.
«Пятьсот восемьдесят гребаных калорий», – подумала она и рассмеялась. Такой, смеющейся, растрепанной, с остекленевшим взглядом, ее нашел Гордей.
– Угостишь?
Она передала ему бутылку.
– Дорогущее, – оценил он. – Видел, как ты идешь сюда, и решил составить компанию. Худышка, тебе пожрать принести? У меня колбаса есть. Хорошая.
Она молчала минуту, не отрываясь, рассматривала его руки. Потом произнесла:
– Меня зовут Кира. Хочешь ко мне?
У аптеки он задержался:
– Ты это… иди, я догоню.
– Все нормально, у меня есть.
– Да? Ну ладно.
Из душа она вышла голой. Взяла бутылку, встала посреди комнаты. Гордей сидел на диване, смотрел на нее снизу вверх. Его глаза сверкали.
Кира провела пальцем по впалой щеке, длинной шее. По серпам ключиц. Каждая ее косточка была на виду, обтянутая белой кожей, хрупкая и беззащитная. Пальцы погладили выпирающие ребра, стиснули болтающиеся пустые мешочки груди. Скользнули вниз, по впалому животу, выпуклой лобковой кости, утонули между бедер, тонких, как ветки.
Кира задрала вверх голову и влила в себя вино.
Танцующий на ниточках смерти скелетик.
– Я никогда не встречал такую, – сказал Гордей. – Другие девушки… у них столько мяса… фу… а ты, ты как в том фильме…
– Как в фильме, – повторила она.
Его руки смяли косточки Киры.
– Да, в фильме, где нацисты насиловали евреек. У папы был такой фильм, я засмотрел его до дыр.
Гордей стал грубо целовать ее, одновременно стягивая с себя шорты.
– У моей бабушки была наколка, – бормотал он, тяжело дыша, – с номером, понимаешь? Иногда я представлял, что там, в Травниках, бабушку изнасиловал эсэсовец. Я знаю, папа родился в шестидесятом, но я просто фантазировал…
Возбужденный член тыкался в живот Кире.
– Скорее, – прошептала она.
Он бросил ее на кровать, лицом вниз, и упал сверху. Ей показалось, что внутри что-то хрустнуло, но возбуждение от этого лишь возросло.
– Я фантазировал, что в моей крови течет немецкая кровь. Меня заводила черная форма, начищенные сапоги. Когда прожектор светит, лают овчарки и за колючей проволокой жмутся женщины, и их всех, о да, Боже, да, всех я могу трахнуть! И когда я работаю с животными, я будто надзиратель, Кира, Кирочка… – Он схватил ее за волосы и больно ударил лицом о кровать: – Сука, тощая сука!
Она закричала, и он кончил. Когда она перевернулась на спину, Гордей уже оделся.
– Мне пора, – сказал он смущенно. – Половина наших сбежала, половина в суде. Животные остались одни.
– Прощай, – улыбнулась Кира слабо и провалилась в сон.
Проснулась она во второй половине следующего дня. Внутренности горели. Белки налились кровью, а лицо превратилось в череп с налипшей пергаментной кожей. Час она просидела в душе, прислушиваясь к спазмам в желудке.
С трудом вытащила из шкафа весы.
«39», – показало табло.
Еще один рубеж взят.
Боль полоснула изнутри бритвой. Впилась в стенки желудка. Кира на корточках добралась до телефона.
– Вячеслав Сергеевич! Я умираю!
– Сейчас приеду, – коротко ответил врач.
Кире понадобились титанические усилия, чтобы натянуть шорты и футболку. Дотронувшись до живота, она нащупала шишку чуть ниже пупка. Шишка дернулась и исчезла.
«Я брежу», – подумала Кира.
Скоблев появился на пороге через полчаса:
– Хорошо выглядите, Кира Дмитриевна.
– Я… выгляжу… ужасно…
– Ну что вы. Где ваша сила духа?
Доктор взял ее под локоть и усадил в кресло. Потом раскрыл чемоданчик и извлек шприц. Жидкость в шприце была прозрачной, зеленоватой.
– Что вы со мной сделали? – спросила Кира, исподлобья наблюдая за врачом.
– А разве вы не читали договор, перед тем как подписать?
– Не читала.
– Зря. Иначе вы бы не ныли, понимая, в каком важном для гельминтологии эксперименте участвуете.
– Гельминто…
– Гельминтология. Наука, изучающая паразитических червей.
Игла вошла в предплечье девушки. Скоблев улыбнулся ласково и потрепал ее по волосам.
– Это не средство для похудения, – сказала Кира.
– Конечно, нет. Но похудение – один из побочных эффектов, так что двух зайцев, как говорится. Я вам объясню, дорогая моя. Минут пять у нас есть.
Скоблев присел на кровать, поправил прическу:
– Мой брат путешествовал по Центральной Африке, изучал заболевания, вызванные цестодами. Их еще называют ленточными червями. Мы с братом с детства восторгались совершенством цестод, их способностью к размножению, их самодостаточностью…
Кира невольно вспомнила вчерашнего любовника, у которого были свои детские увлечения.
– Вы знали, что в мире существует триста видов ленточных червей и полтора миллиарда людей заражены ими, носят их внутри? Так что вы не уникальны, дорогуша. А вот то, что находится в вас, уникально.
Живот Киры вздулся, она вскрикнула от мучительной боли. Скоблев, как ни в чем не бывало, продолжал:
– В Джибути брат встретил племя кочевников, которых отличала невероятная, даже по меркам голодной Африки, худоба. Племя это не только не боялось паразитов, но принимало их как великий дар. Зараженный гельминтами почитался как святой. Но это касалось не всех лентецов, а лишь одного вида. Не изученного наукой древнейшего паразита, предка бычьего цепня.
Кира взвыла, задергалась в кресле. Ей хотелось выблевать слова, поступающие в ее мозг из уст симпатичного рекламного врача:
– Открытый братом гельминт скрывался от ученых столько лет благодаря изумительной способности мимикрировать. Позвольте пояснить. Обычные цепни размножаются, отделяя от себя проглоттиды, небольшие отростки, которые выходят из оккупированного организма вместе с калом. Проглоттиды ползают, рассеивая яйца с личинками, – чудо природы, не так ли? Но проглоттиды нашего с вами червя настолько малы, что обнаружить их в кале практически невозможно!
На лице Скоблева появилось то выражение, которое бывает у людей, увидевших отличный фокус.
– Брат исследовал гельминты и пришел к удивительному выводу. Древний червь предпочитает голодных людей сытым. Микрофлора кишечника страдающего от недоедания человека – идеальная для него среда.
Кира вцепилась в подлокотники кресла, ее тело выгнулось дугой.
– Продолжать исследования среди дикарей брат не мог. Зато мог начать эксперименты здесь, вместе со мной. Нужно было лишь найти добровольца, согласного проглотить живую цисту червя. Однажды я увидел в Интернете рекламу лекарств для похудения, и меня осенило. Три месяца мы искали подходящего кандидата, зондировали Интернет. Отослали анкеты сотне девушек, из которых отобрали нескольких. Злобных, социопатичных, любящих лишь себя. Достаточно тупых и совершенно одиноких. Тех, кого не отговорит мама, не отведет в настоящую больницу муж. Все шло как по маслу, но в вашем случае, Кира Дмитриевна, результат оказался поистине потрясающим. Другие черви только начали расти, а ваш уже прошел все стадии, от мельчайшего паразита до половозрелой гермафродитной особи. Я не понимал, в чем дело, пока вы не рассказали о «Бьютиноле». Жуткая химия, но ее состав вызвал интереснейшую мутацию, которую нам еще предстоит изучить. Позвольте.