«Это Денис. Здесь ему четыре годика, – сообщала подпись под фото. – Денис добрый и смышленый мальчик, он уже умеет писать свое имя и читает по слогам книжки со сказками. Хотя больше всего ему нравится разглядывать картинки».
– А я видосы предпочитаю, – хмыкнул Кулагин.
Ниже подгрузилась следующая фотография, семейная. Здесь Денис восседал в центре композиции, слева от него была молодая, немного пухленькая блондинка, отдаленно смахивающая на Алексу Форд, а справа – худощавый брюнет.
«Денис и его родители. Папа Дениса работает спасателем в МЧС, а мама – учительница», – пояснял текст.
Глаза Денису достались в наследство от папаши, а вот широченная улыбка перешла от мамочки. «Эту маму я бы трахнул», – вспомнил Кулагин фразу из пошлой подростковой комедии. Дружочек в трусах, кажется, шевельнулся.
– Слышишь, Денис? Я б отымел твою маманю! – Мазнув пальцем колесо мыши, Кулагин прокрутил страницу. Открылось очередное фото.
«Это Денис в гостях у своей бабушки. Бабушке Дениса девяносто лет, когда-то она была знахаркой и помогала попавшим в беду людям».
– Что ж ты внучку своему не поможешь, старуха, чтобы он под ногами у честных людей не путался?
«Семья Дениса надеется, что вы не пройдете мимо их беды! У мальчика обнаружена злокачественная опухоль, удалить которую можно только операционным путем. К сожалению, в России такие операции пока еще не делают, для этого нужно ехать в специальный медицинский центр в Германии…»
– Ну конечно, как же иначе! Алкаши на улице тоже деньги на билетик просят, а не на поллитру!
«Это очень сложная и дорогая операция. Не проходите мимо. Денису действительно нужна любая помощь. ВАША помощь».
Последнее на странице фото было сделано, судя по всему, в больничной палате. Простыни покрывали маленький холмик, из-под белой ткани выглядывала голова… больше похожая на высушенный фрукт. Серая морщинистая кожа, бисеринки пота на лбу, пластиковая трубка, торчащая из гортани, обширные желто-коричневые пятна вокруг глаз. Веки прикрыты, волосы выбриты, пластырь закрывает шрамы на обтянутом тонкой кожей черепе. И пусть с трудом, но все-таки в этом умирающем существе можно было узнать того самого мальчишку, что слал озорные улыбки с первых снимков.
«Без операции Денису осталось жить не более месяца», – гласил текст.
«Кто-нибудь, помогите!»
– Разбежались, ишь ты, – процедил Кулагин. – Мне бы кто помог… А что, я тож в Германию хочу, в порнушке немецкой посниматься… Йа-йа, натюрлих!
Крутанул страницу к началу, посмотрел в яркие синие глаза ребенка на фото.
– Хитрый маленький сукин сын. А то я не знаю, как это делается! Сами мы не местныя, спамажите, люди добрыя… разводилы хреновы.
Мальчик молчал и продолжал улыбаться с таким видом, словно авансом простил миру все прегрешения.
– Фотки-то подобрали, ты глянь, – бурчал под нос Кулагин. – Мама, папа, бабушка, семейство целое… А по правде сидит там сопляк какой-нибудь и стрижет лошков добросердечных… Нет уж, не на того напали!
Кулагин представил, как кончает прямо на довольную рожу мелкого козла с баннера, как размазывает по его пухлым щекам липкую, похожую на сопли жижу. На, тварь, на, подавись! «Кто-нибудь, помогите», как же. Бог в помощь, подонки!
Он попытался закрыть страницу, но промахнулся курсором мимо заветного крестика из-за нервного тремора в пальцах. Взгляд наткнулся на лицо старухи, державшей маленького смертника на коленях. Денис – или какеготамнасамомделезовут – смотрел в сторону от объектива камеры, а вот бабка, поджав и без того тонкие губы, сурово глядела прямо перед собой, и в ее блеклых бесцветных глазах Кулагину чудилось осуждение и затаенная злоба. Ведьма будто гипнотизировала его. «Когда-то она была знахаркой…» А сейчас кто? Жива ли вообще эта древняя рухлядь или уже на том свете готовится к скорой встрече с любимым внучком? Или, может, и не с внучком вовсе. Кто-нибудь, помогите. А если не поможете…
– Да пошли вы все! – крикнул монитору Кулагин и, наклонившись вперед, выдернул шнур питания из розетки.
В ту же секунду его скрутило. Голову пронзила острая боль. Кулагин пошатнулся, рухнул вместе со стулом на пол. К горлу подступила кислая жижа, и его вырвало желудочным соком и остатками съеденного на ужин «Доширака».
Спустя несколько минут он кое-как отполз к дивану, где, утерев мокрые губы и подбородок о замызганную подушку, перевернулся на нее затылком и прикрыл веки. Боль не оставляла – под лобной костью точно раскачивался стальной шар для сноса домов, тяжелыми ритмичными ударами крушивший изнутри череп. Кулагин практически видел, как этот огромный, блестящий шар зависает в черной пустоте, для того чтобы через секунду всей своей многотонной массой обрушиться на его бедный, беззащитный мозг. Темнота не спасала, наоборот. В багровой мгле Кулагин увидел, как шар превращается в обнаженное женское тело с ногами длинными, как у Тори Блэк, грудями большими и упругими, как у Синди Доллар, и морщинистым лицом девяностолетней ведьмы. Старуха приоткрыла узкую щель, служившую ей ртом, затем эта щель распахнулась раззявленной пастью, из которой потекла черная, с комьями земли грязь, посыпались пауки, поползли, блестя чешуйками, змеи. Ведьма глухо прошипела:
– Хто-нибуть, па-ма-х-хи-и-те-е-е…
Кулагин дернулся на диване, с воплем отшвырнув подушку, и распахнул глаза. Напротив мерцал, бросая блики, монитор компьютера.
– Какого черта… Я ж выключил…
Шар в голове с размаху врезался в кость над виском, левый глаз заволокло туманом. Кулагин взвыл от боли.
Надо вызывать скорую, срочно, иначе он так и подохнет тут, в грязи и блевотине. Телефон, где телефон?.. Проклятие! Кулагин вспомнил, что мобила валяется рядом с сигаретами, на столе. Издав нечленораздельный стон, заставил себя выпрямить спину и упереться голыми стопами в холодный дощатый пол. При этом его чуть снова не вырвало – тошнота сдавила горло, а адский шар-разрушитель в голове прошелся вскользь по лбу с внутренней стороны, вызвав очередную серию болезненных всполохов в сознании Кулагина.
– Что… со мной… происходит? – выкашлял он вместе с кровавыми брызгами. Дешевые колонки проскрежетали в ответ через гул помех:
– Хто-нибуть… па-ма-х-хи-и-те-е-е…
Кулагин стиснул зубы, чтоб не заорать снова. Боль разбегалась волнами от головы по позвоночнику и дальше, словно выжигая изнутри уже и руки, и ноги. Он приподнялся и, шатаясь, как пьяный, шагнул к столу. Еще один осторожный шаг – колено повело в сторону, он едва не грохнулся на пол, но сумел в последний момент перенести вес тела вперед и, выставив руки, уперся ладонями о край стола. Нахлынула тьма, а когда к правому глазу вернулось зрение, перед ним возникли кричащие буквы «КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ!» и детское лицо на баннере.
Другое лицо. Не то, что раньше.
Не ангельское личико улыбчивого синеглазого Дениса. На Кулагина смотрел толстогубый и толстощекий кареглазый русоволосый мальчишка. Обиженно насупившийся, хотя все равно милый. Кулагин узнал его.
Узнал себя. На баннере было его собственное детское фото.
«Это Олежка. Здесь ему шесть лет. Олежка милый, хотя и немного замкнутый ребенок. Он уже ходит в школу, в первый класс. Олежка любит сказки и верит в Деда Мороза».
Чувствуя, как пол уходит из-под ног, Кулагин пробежал глазами по тексту до самого конца.
«…Больше всех на свете Олежка любит свою маму…»
«…Олежка обожает свою игровую приставку „Денди“, которую ему подарил его дядя…»
Ноги подкосились, Кулагин почти рухнул, повис на краю стола, цепляясь за крышку ногтями. Из носа хлынула кровь. Он уже знал, что будет написано внизу проклятой страницы. Знал, что, даже если он нащупает телефон, даже если сможет нажать нужные кнопки и произнести нужные слова, скорая ему уже ничем не поможет.