Так улыбались психопаты.
Глаза Ареньева открылись, и Витя с Надей едва не отшатнулись от монитора; девушка закрыла рот рукой, пытаясь сдержать крик.
Его глаза заливала абсолютная, непроницаемая чернота. Такая же густая, маслянистая и вязкая, как тьма, из которой выступило его лицо. Казалось, будто это не глаза, а стекляшки, за которыми – пустота, заполненная дегтем.
– Кто-то любопытный все же сделал это… – облизав губы, прошелестел Ареньев, и Витя мог бы поклясться, что в этом ледяном, безжизненном шелесте не было ничего человеческого. Каждое слово срывалось с его губ каким-то отвратительным, способным ужалить насекомым… – Кто-то включил мою машинку, чтобы узнать, почему происходит то, что происходит.
Витя понимал, что это запись, но не мог отделаться от жуткого ощущения, что эти залитые тьмой глаза смотрят на него. Смотрят и видят.
– Что ж, мой неизвестный любопытный друг, тебя наверняка привели сюда люди, которые уже познали его и отдали за это знание свои никчемные жизни. Люди, чьи тела послужили вестниками его прихода, как и рисунки, оставленные ими на стенах, разосланные в письмах, брошенные на листках в почтовые ящики… Когда-то для вызова одной лишь его частицы приходилось дни и ночи читать заклинания, но мы ведь живем в век информации, верно?
Губы расползлись, обнажив блеснувшие зубы: из оскалившегося в подобии улыбки рта капала слюна.
– В век информации, на смену которому приходит его век. Я нашел его, понимаешь? Нашел путь к нему, дремавшему в таких глубинах, где мир цифр и знаков переплетается с тем, что дремлет по ту сторону реальности, и ждет, когда кто-нибудь откроет дверь… Я нашел его и принял, и имя его – Агарес – теперь и мое имя. И скоро оно станет единственным именем, звучащим на земле – в вечной тьме, где навеки воцарится он. Ты еще слушаешь, мой друг? Так знай же, твоя роль была очень важна. Теперь он идет быстрее. Я уже говорил о веке информации, да? Включив мою милую машинку, ты запустил загрузку одного очень интересного видео на YouTube. Видео, которое позволит многим познать его. Я, конечно, мог сделать это и сам, но Владыка велел мне поступить так. Он ведь большой шутник, знаешь ли, и Любопытство – одно из его имен.
Ареньев (или то, что выглядело как Ареньев) начал смеяться. Мерзким, визгливым хохотом гиены.
– Что… что все это значит? – прошептала Надя, но Витя уже включил соседний компьютер. Смех Ареньева внезапно оборвался: видео закончилось, экран потемнел. И из этой тьмы зазвучал шепот:
– Агарес… Агарес… Агарес…
Как только компьютер загрузился, Витя залез в Сеть, открыл YouTube, вбил в поисковую строку «Агарес»… и вновь увидел Ареньева. Теперь он тоже стоял на темном фоне, обнаженный по пояс, с татуировкой на груди. Глаза полные тьмы, холодная улыбка… и едва слышный шепот:
– Агарес… Агарес…
Бормотание Ареньева из колонок двух компьютеров слилось в нестройный хор, но Витя уже не замечал его. Он думал о том, как оно распространялось. Вспомнил о Гурском, сфотографировавшем код просто из любопытства. В памяти мелькнула парочка, «щелкнувшая» телефонами код, нарисованный на стене возле пиццерии. Но все это были мелочи. Ерунда. Низкие темпы распространения инфекции.
Сейчас Витя смотрел на экран и видел это на крупнейшем видеохостинге мира. Пусть это даже нельзя было назвать видео, но тот, кто его увидит, обязательно попробует распознать код.
Просто из любопытства.
Из колонок продолжало литься: «Агарес… Агарес…» За окном шелестел дождь. Витя смотрел на экран.
Ноль внизу справа, отмечавший количество просмотров, сменился единицей.
Мария Артемьева
Цифровой
© Мария Артемьева, 2015
– Не оставляй могил, – сказал дед. – Если придется ночевать в степи, ночуй рядом с мертвыми – так безопаснее.
Это слова колдуна, я помню их. Но все равно вздрагиваю.
Степь дышит полынным ветром, костер остыл, и Млечный Путь ледяной пылью клубится в вышине. Поднимаю голову: отец улыбается, а лицо деда словно маска, прорезанная во мраке; красные сполохи костра на складках морщин – как свежие раны.
– Не пугай мальчишку, эке. Он еще слишком мал, чтоб думать о смерти.
– Я только хочу помочь…
Дед глядит на меня, и сладкая жуть ознобом пробирает до костей. О том, что живой и мертвый могут подружиться, я узнал еще в детстве.
– Кирилл, идешь с нами? Сегодня вечер первокурсников в клубе, весь факультет будет… Дискач крутой обещали!
Кирилл Емшанов поднимает голову, смотрит из-за компьютера – бледное лицо, большие оттопыренные уши, прядь засаленных волос падает на прыщавый лоб.
Мне бы не пришло в голову позвать в клуб этого рака-отшельника, если бы не Айгуль. Она добрая. И ей не нравится, что в нашей группе есть кто-то, не втянутый в общие мероприятия. Айгуль веселая и заводная. Недаром ее выбрали в студенческий совет. Правда, она и покомандовать любит – что уж скрывать? Но когда тобой командует такая девчонка, как Айгуль, это вряд ли можно считать большой бедой!
Подумав так, я рассмеялся, нагнулся и поцеловал смуглую и прохладную тугую щечку.
Айгуль – моя девушка. Скоро месяц, как об этом знает весь универ.
Кроме Кирилла Емшанова, разумеется.
Мне не нравится, как он пялится на Айгуль, на ее ладную крепенькую фигурку, стройные ножки гимнастки, узкие лодыжки. Уставился, как сова из дупла.
Айгуль даже слегка порозовела от его сверлящего взгляда.
– Ладно. Не хочешь – как хочешь! Пойдем, Андрей? – И она потянула меня к двери.
– Конечно, моя сладкая, – сказал я и намеренно, чтоб Емшанов видел, положил руку на кругленький, аккуратный, обтянутый зелеными узкими джинсами девичий задок.
Пусть знает – это моя девушка. Пялиться бесполезно, ничего ему тут не светит.
А этот балбес так и не произнес ни слова. Хоть бы спасибо сказал за приглашение. Из вежливости. Нет, ничего.
Странно, но я даже спиной чувствовал, как он смотрит нам вслед. До того неприятно!
– Жалко его, правда? – сказала Айгуль, когда мы вышли из общежития. – Сидит один, как сыч. Ни девушки, ни друзей. Кроме тебя, конечно. Все-таки вы с ним в одной комнате живете – соседи…
– Соседи! По мне так лучше обезьяну в соседях иметь. Ей-богу! И веселее было б…
– А что так?
– Да отмороженный он какой-то. Сидит днями и ночами за компом… Ничего ему не интересно по жизни, кроме математики. И криптография еще.
– Что-что?
– Криптография. Шифровки там, секреты, разные способы скрыть информацию… Поначалу мне с ним даже интересно было. Но потом… Понимаешь, уж больно он какой-то…
– Странный?
– Это еще мягко сказано. Я как-то из-за него таких кирпичей наложил… Проснулся в три часа ночи. Только представь – вся общага спит, тишина мертвая, и бормочет кто-то… Причем непонятно, на каком языке. Несет какую-то абракадабру. Я аж вспотел. Ну точно, как в фильмах ужасов демонов вызывают. Оказалось – он. Притаился в своем углу, как паук, лицо экраном планшета снизу подсвечено. Глаза вытаращил. Я ему говорю: шел бы ты спать, приятель! А он мне: «А ты знаешь, что капча может быть экспериментальным заклинанием?» И такое понес – про магию, про науку, про алгоритмы и алхимические реакции… Бредище – ни слова не разобрать! А у самого лицо синее.
– Бррр! – Айгуль вздрогнула. – Слушай, правда, хватит о нем! Какой-то он… чудной, действительно.
– Псих, – сказал я, обнимая Айгуль. – Ну его!