Баярин успел повернуть голову, но не корпус, и парень ударил его в висок кружкой, расплескивая ржавую, мутную воду, а потом накинул цепь ему на шею.
– Помогите! – закричал он, сжимая сталь на горле урода. – Помогите!
Слабый, лихорадочный крик человека, отвыкшего от человеческой речи.
Олег хотел было прыгнуть к Баярину, выдернуть нож, вонзить в уродливое тело… но не двинулся с места. Он был парализован ужасом. А вот Кайнд рванулся. Толкнул Олега и споткнулся.
Он бы успел, если бы Олег помог ему или хотя бы не мешал.
Топор вошел ему в спину. Волосатая, перевитая жилами мускулистая рука схватила Олега сзади, зажала рот, и он не смог заорать, когда увидел, как упавшему Кайнду вторым ударом раздробили голову.
Парень в очках закричал, заплакал в голос, и Баярин рванулся, как смог, развернулся на месте и всадил короткий нож ему в висок, с хрустом и всхлипом.
Парень выпрямился, постоял, попытался достать орудие своего убийства, прошептал что-то – вроде бы «Света» – и упал вместе со стулом, с жалким глухим стуком. Он почти ничего не весил, наверное.
Баярин выругался, изо всех сил ударив мертвеца ногой в живот. Тому было уже все равно.
Комнату заполнил сырой запах крови.
Кайнд лежал с разможженной головой, слабые рыжие блики отражались в склизких извилинах его мозга и в помутневшем уцелевшем глазу. Кайнда тут больше не было. Он покинул эти стены вместе с безымянным парнем.
– Этих на кухню, – распорядился Баярин. – Хотя что там с Яши – кожа да кости, три метра кишок да волосатый лобок, хе-хе… Ну тащите.
Олега долго били.
Потом бросили на стул, приковали цепью. Он плакал, пытался утереться грязным рукавом, но его все время дергали за руки, били по щекам, орали на ухо. Потом Баярин железной хваткой сдавил ему затылок. Руки затянули в кандалы на столе – так, что пальцы легли на клавиатуру.
– Без мыши умеешь работать? Без мыши умеешь работать? Или тебя убить?
– У… умею…
– Будешь писать на форуме.
Где-то что-то разрубали. Слышалось шипение жира, гудел газовый огонь.
– Сюда слушай! Будешь писать?
Олег посмотрел в грязный монитор. На окошко городского форума. Аккаунт Баярина с троллорожей на аватарке.
– Ты будешь писать так, чтобы люди выходили из себя, понял? И будешь зазывать их сюда на разборки. А если не будешь, то я отрежу тебе палец на ноге. Потом ногу.
Олег тупо молчал. Ему было страшно. До потери сознания. От злости, смелости, желания мести не осталось и следа. Он хотел одного – жить. Как угодно, только чтобы не топор в череп, не нож в висок, не цепь на горло. Он ведь так молод. Он ничем такого не заслужил.
– Если ты напишешь что-то не то, что я хочу, типа спасите-помогите, я отрежу тебе язык и затолкаю в пищевод. Ты видел Яшу? Вот Яша никогда не писал про «на помощь». Поэтому он разговаривал. Но сначала он долго не хотел писать. Поэтому плохо ходил. Ну ему и некуда было.
Принесли грязную, заросшую жиром и окалиной сковороду, на которой что-то шипело. Какие-то длинные, согнутые бледные обрубки. Сначала Олегу показалось, что это черви, потом он увидел ногти и понял.
– Жри.
– Я ннееееее…
Подзатыльник.
– Жри. Или будешь жрать свои.
Молчание. Оплеуха. Отвратительная духота. Сковорода с человеческими пальцами и тусклый мерцающий свет.
– Заслужишь – получишь кусок получше. Ну ты будешь работать?
Олег промолчал, глотая слезы.
– Ты будешь, гнида, писать? – Лезвие легло на палец прикованной руки. Чуть выше первого сустава мизинца.
Олег плакал. Он кивнул. Он будет писать. И жрать. Конечно, будет.
Жить-то хочется.
Николай Иванов
Кусунгобу
© Николай Иванов, 2015
@echo off
cmd /с call intro
:intro
Рабочий день превратился в вечер рабочего дня, но бар еще пустовал. Никто не торопился скоротать осенние будни за стаканом холодного пива.
Разве что один-единственный посетитель.
Он появился здесь в районе четырех часов, заказал четыре порции виски с яблочным соком, по сто пятьдесят миллилитров каждая, и теперь хмуро цедил их, нервно постукивая пальцами по барной стойке. Его деловой костюм безнадежно пропитался промозглым ветром и запахом гниющих листьев, а синий в белую полоску галстук болтался на шее, словно охотничья петля.
Бармен мигом сообразил, что в общении с гостем следует проявить аккуратность. Тот по каким-то причинам отпросился с работы пораньше или вообще там не был. При этом посетитель не производил впечатления жертвы сокращения штатов, его внешний вид говорил о собранности и решительности, но вот настойчивое молчание и нервная дробь пальцами… кажется, на носу дедлайн. А может быть, уже и не на носу.
Может быть, к его виску приставлено дуло пистолета, которое напоминает о себе легким зудом.
На столике, чуть отодвинутый от посетителя, лежал его смартфон.
Посетитель время от времени пробегал взглядом по серебристому боку аппарата, но ни разу не потянулся проверить электронную почту, сообщения в соцсетях или эсэмэски. Бармену это показалось странным. Ему, к примеру, приходилось вести переписку с друзьями тайком. Под покровом, так сказать, барных кег. Иначе – штраф. Работа в баре, конечно же, не концлагерь, но начальственное «Как же вы задолбали, это невозможно терпеть, никаких „Контактов“!» имело место быть.
А чтоб вообще не переписываться с людьми… такого и представить себе нельзя.
В противоположном конце помещения, у входа, двое рабочих прикручивали к стене новенький жидкокристаллический телевизор с неприлично длинной диагональю.
Дела у них продвигались кое-как.
Первой проблемой стала неровная поверхность, затем начали крошиться просверленные для дюбелей отверстия, а «вишенкой» монтажа оказались декоративные накладки крепления: они трескались и отваливались, обнажая кирпично-красную от ржавчины сталь.
Рабочие вполголоса костерили все, до чего добирались их мысли и языки: от извечного жмотства начальства, неспособного даже гребаное крепление выбрать, до фирмы-производителя, продающей под видом товара металлолом.
Наконец монтаж подошел к концу.
Щелчок кнопки питания. Во всю поверхность экрана разлился угольно-черный фон, тщательно подобранный отделом дизайна. В центре сверкали золотые буквы.
Логотип федеральной сети баров.
– Э-ээээ… – протянул один из монтажников, – и это все? Он ничего другого не покажет? Фильма или музыки какой?
– Ну-у, видимо, не покажет, – ответил ему коллега.
– А почему бы вместо этой, прости господи, порнографии нормальную эмблему не повесить? Из бумаги. Или ткани.
Коллега не ответил.
Он отступил на несколько шагов и сложил пальцы «кинематографическим окошком», оценивая ракурс. Вытащил мобильник. Сфотографировал работу, немного покряхтел над сенсорным интерфейсом и, наконец, отправил результат съемки в электронную бездну Интернета.
– Ну вот. Отчет сделали. По пивку?
– Нет, не по пивку… а по рукам, коллега.
Монтажники вышли на улицу, запустив в помещение воздух будничного вечера.
Через полчаса на город ляжет темнота с редкими вкраплениями света уличных фонарей.
Посетитель поежился и потянулся к стакану. Сделал глоток.
Поставил стакан на место.
Бармен услышал едва различимый звук вибрации. Привычным движением вытащил из джинсов телефон. Бросил короткий взгляд на экран. Пусто.
Телефон вернулся на место.
Некоторое время в помещении висела тишина, на самом деле сотканная из неуловимых звуков. Гул кондиционеров с подвесного потолка. Воспаленное нытье блока питания электронного терминала. Стук редких капель пива из незакрытой кем-то кеги. Беспорядочные голоса улицы, глухие, задыхающиеся, пропущенные через стены здания, как сквозь вату.