Павел всматривался в окружающие лица. Их пропитывала безысходность. Сомнамбулическое подчинение. Словно ожившие мертвецы из кинофильмов.
– Тогда… чем вы занимаетесь?
– Поручения. Микроходы для воплощения его грандиозного плана. К примеру, у нас есть запись вашего разговора с психиатром. Кажется, его звали Сергеем. А, скажем, вчера я следил за вашей дочерью и извещал Кусунгобу о ходе урока. Если бы вы провалили Посвящение… то… вот. – Мужчина сунул руку под рубашку и достал оттуда пистолет. Протянул его Павлу. – Четкое указание – выстрелить девочке в голову. Полностью заряжен. Здесь больше восьми патронов.
В его взгляде сквозило что-то неуловимое. Просьба.
Павел внимательно посмотрел на оружие.
«Черт, это же…»
«Беретта 92S».
По спине пробежали мурашки.
«Я ни разу в жизни не стрелял, но когда беру его в руки… такое ощущение, что прожил с ним много лет, и на самом деле я – итальянский полицейский Коррадо Каттани».
Это не по-настоящему! Вот корень его психического расстройства. Ни Лидии Михайловны, ни этих восьми оборванцев на самом деле не существует! Он докопался до истины. Нашел ошибку, которая расставила все по местам.
Дежавю. Один и тот же образ повторился дважды. И у психиатра, и здесь одинаковая раритетная беретта семьдесят седьмого года. Как? Невозможно.
Галлюцинация.
Все вокруг – галлюцинация.
Кусунгобу… Это болезнь в его голове просила об освобождении. Хотела совершить самоубийство.
– Здесь больше восьми патронов, – настойчиво повторил мужчина. Он неотрывно смотрел на Павла.
– Я понял, – прохрипел Павел. – Но… хотя бы… хотя бы скажи, как тебя зовут?
– А не все ли равно? Пусть будет Юзернейм Один.
– Надеюсь, это поможет нам всем, Юзернейм Один. Я сделаю это. Уравняю цель и изменения. Если вас не существует физически, значит, не будет существовать и в моей голове. Прощайте.
if errorlevel=1 cmd /c call restore
restore
Павел досчитал до десяти.
Глубоко вдохнул, задержал дыхание, направил ствол в лицо Юзернейма Один и нажал на спусковой крючок.
Грохнул выстрел. Тело с дырой в голове отлетело к стене, шлепнувшись в кашу из крови, мозгов и осколков черепа.
Из груди рвался крик: скреб когтистыми лапами в горле, бился в эпилепсии, но… крепче стиснув зубы, Павел перевел оружие на другого человека. Снова нажал на спуск.
Дальше. Не задумываться. Навел-нажал. Дальше.
Дальше.
Что-то шло не так. В глазах умирающих людей блестело торжество. Казалось, они вот-вот бросятся навстречу пистолету с криками «Меня! Меня следующего! Вдруг ты передумаешь! Скорее!».
Дальше.
«Почему они так хотят умереть?»
Дальше.
«Я ничего не понимаю… Сейчас будет восемь. Подожди…»
Комната наполнилась пороховым дымом.
Восемь.
Одежда испорчена.
Павел выдохнул. Выпустил оружие из рук и потянулся к заляпанной кровью пачке сигарет. Он не курил, но это был лучший момент попробовать несуществующие сигареты. Когда еще подвернется возможность?
Его пальцы словно растворялись в воздухе. А еще их колотило так, что казалось, они живут сами по себе.
– Ч-ч-черт! – закричал Павел и прижал руки к груди. – Тихо-тихо-тихо-тихо, успокойся, успокойся… этого ничего нет… этого ничего нет… сейчас ты выйдешь отсюда, и все закончится. Да, да, да. Успокойся. Успокойся!
Павел сжал ладонь и изо всех сил ударил себя кулаком в челюсть. Окровавленная комната вспыхнула, накренилась, зашипела, но вернулась на место, ни капли не изменившись.
– Пропадай! Пропадай! – кричал Павел, продолжая бить. – Пропадай!
Он почувствовал вибрацию.
Телефон.
«Дорогой друг.
Я крайне огорчен. Вы причинили мне существенные неудобства.
В кофейне Вас ожидает подарок. Думаю, Вы поймете, как им воспользоваться.
Единственное, что греет мне душу в текущей ситуации, – перспективы нового видеоролика „Семейный капучино“. Он должен побить все рекорды просмотров.
Искренне соболезную по поводу безвременного ухода из жизни Вашей жены и дочери.
– С…суки! – заревел Павел и с яростью стал пинать тело Юзернейма Один. – Обо мне вы подумали?! Обо мне? Ваши семьи будут жить! Вы не предавали его! А моя семья? Нашли, сука, крайнего! Подставили! Да как же мне теперь…
Кровь на его лице смешалась со слезами.
«У нас есть запись вашего разговора с психиатром. Кажется, его звали Сергеем».
Они давно хотели выйти из игры, но их удерживал страх за свои семьи. Нельзя убить друг друга и нельзя совершить самоубийство – это вело к наказанию. Им требовался тот, кто сделает грязную работу, и Павел подошел идеально.
Он сомневался. Он допускал вероятность шизофрении. Синдрома фантомного звонка. Вещей, изменяющих восприятие.
Сергей оказался очень убедительным.
А его пистолет – лучшим фальсификатором шизофрении.
Наверняка сейчас по мертвому психиатру скорбит его взрослая дочь. Тогда как его… его светлая девочка с бантиками и огромным, таким огромным букетом цветов… самых лучших цветов из его кофейни…
Аромат жареной арабики, несущий тепло и уют.
Ничего, ничего больше не будет.
Подобрав с пола окровавленный пистолет, Павел рванул прочь из квартиры, вниз по лестнице, к припаркованному у подъезда автомобилю.
Он должен гнать изо всех сих, должен лететь навстречу своей треснувшей реальности, совершенно точно зная, что не успеет.
Осенний ветер яростно раскачивал провода на уличных столбах. Пытался зацепить кленовые листья и подбросить их в воздух. Раскрасить город красно-желтым фейерверком уходящего тепла.
Но листья, набухшие, мертвые, неподвижно лежали в угольно-черных лужах. Ничто не могло потревожить их загнивающий покой.
errorlevel=1
Couldn’t perform: restore
cmd /c call coda
:coda
Двое рабочих зашли в парк и направились к пустой скамейке. Присели на краешек. Открыли бутылки с пивом.
В бутылках грозно зашипело.
– Зачем покупать телевизор для того, чтобы он показывал одну и ту же картинку? Глупость! Ну повесь баннер, плакат там, налепи подсветки… Куда логичней, верно? Уж целый год монтируем эти телевизоры, а конца и края им нет.
– Зато как у всех. Мода нынче такая. Нам с тобою не понять.
Где-то вдалеке грохотали колеса трамвая.
В холодном воздухе звуки разлетались на огромные расстояния.
Некоторое время вечер был тихим и безмятежным. Разговор шел о разных вещах, перескакивал с одной темы на другую, и мужчины не заметили, как в парке появился необычный молодой человек.
Погруженный в молчание, он брел по дорожкам, среди луж, блестевших свинцовыми пятнами. Его растрепанная одежда была пропитана грязью и кое-где порвана. Длинные черные волосы выглядели так, словно их не мыли несколько месяцев. Подошва одной кроссовки наполовину оторвалась и неприятно хлюпала при каждом шаге.
Молодой человек улыбался и нес под мышкой несколько пожелтевших газет.
Вероятно, мужчины бы даже не заметили его, но, вместо того чтобы пройти мимо, молодой человек остановился.