Стюардесса объявила, что самолет идет на посадку. Анна пристегнула ремень и похлопала по плечу мирно дрыхнущего соседа:
– Проснитесь, мы уже подлетаем к Еревану.
Сосед вздрогнул спросонья и удивленно посмотрел на Анну.
– Мы идем на посадку, попросили пристегнуть ремни.
– А, точно, спасибо тебе, дочка-джан, – сказал он, защелкивая на животе ремень.
Анна подвинулась ближе к окошку. За стеклом иллюминатора в лучах солнца грудились плотные белые облака, через редкие просветы в которых виднелись заснеженные вершины гор. Анне вдруг стало страшно. Шестнадцать лет, на протяжении которых она отгоняла любую мысль об Армении, отсчитывались в обратном порядке, приближая ее к точке, с которой она начала новую жизнь. И когда стих рев моторов и голос стюардессы объявил, что самолет произвел посадку в аэропорту Звартноц, Анна вцепилась руками в подлокотники и растерянно посмотрела на своего соседа.
– Ты что, дочка? Не бойся, мы уже приземлились, – улыбнулся он и стал доставать из ящика над головой ручную кладь.
Из самолета Анна вышла последней. Пропустила вперед своих шумных и вечно куда-то спешащих соотечественников и неспешно побрела к эскалатору.
«Интересно, кто меня встретит?» – подумала она, наблюдая за толпой встречающих, из которой то и дело доносились восторженные крики: «Арсен-джан! Смотри сюда, вот я! Гей, Нарине, смотри, смотри, вон наша дочь!» Анна всматривалась в толпу, пытаясь разглядеть знакомое лицо, и вдруг увидела мужа своей тети Гоар – Артура. Тот стоял у колонны и смотрел на спускающихся по эскалатору людей.
За шестнадцать лет он изменился настолько, что Анна едва узнала в полысевшем, обрюзгшем мужчине голубоглазого красавца с орлиным носом, который он считал недостатком. Теперь этот нос нависал над верхней губой и вместе с обвисшими щеками на одутловатом лице производил впечатление несколько отталкивающее.
Артур был любимцем бабки Вардитер.
Привезенная в город мужем из глухой деревни, Вардитер так и не прижилась в Ереване. Город казался ей ненасытной утробой, переваривающей людей в разношерстную массу – женщин в мужских одеждах, мужчин с холеными руками, не знающих тяжелой работы, их детей, носящихся по пыльным ереванским улицам подобно перекати-полю. В городе все ей казалось неестественным и противным замыслу Творца – спящая под раскаленным асфальтом бесплодная земля, купленные на рынке овощи, выращенные чужими руками и оттого безвкусные, и даже текущая из крана вода – так непохожая на ледяную воду горной реки. И когда на ее пороге появился несколько угловатый рослый парень и попросил руку ее дочери Гоар, Вардитер довольно улыбнулась. Она посмотрела на его руки. Это были руки крестьянина. Мозолистые, наспех отмытые, с черной каймой под ногтями. Вардитер почувствовала в новом члене семьи родственную душу и приняла его с распростертыми объятиями. Она не догадывалась, что простая на первый взгляд душа Артура неистово жаждет вырваться из деревни и стать частью ненавистного ей города. Что зять будет долго мыкаться в поисках своего места под солнцем и жить на деньги ее старшего сына. Тогда она еще много чего не знала…
Анна спустилась с эскалатора.
– Здравствуй, дядя Артур.
Он словно очнулся от глубокого сна и рассеянно посмотрел на Анну.
– Здравствуй, дядя Артур. Это я – Ан… Арев.
– Здравствуй, Арев, – сухо ответил Артур. – Твоя сестра умерла два часа назад.
– Я вылетела первым же рейсом. Мне… Мне очень жаль.
– Пойдем отсюда.
Всю дорогу в машине они ехали молча. Артур нервно курил одну сигарету за другой. Анна сидела рядом и морщилась каждый раз, когда он жадно затягивался новой сигаретой и выпускал облако дыма в пропахший дешевым табаком салон. В какой-то момент Анне стало тошно. Нащупав ручку на двери, она открыла окошко, высунула голову и жадно вдохнула глоток свежего воздуха.
– Ты куришь? – спросил Артур.
– Курю, но сейчас что-то не хочется.
– Твоя сестра тоже курила. Правда, тайком, но один раз попалась на горячем, – процедил сквозь зубы Артур, мусоля в пожелтевших пальцах фильтр сигареты. – И откуда у вас эти дурные привычки? Э-э-эх.
– Где она умерла?
– В больнице. Вчера вечером впала в кому, а сегодня умерла. Врачи говорят, что опухоль сдавила дыхательный центр в мозгу.
– Почему вы не сказали об этом раньше?
Артур закашлялся, выбросил недокуренную сигарету в окошко и ухмыльнулся:
– И чтобы ты сделала, если бы узнала? Ты не общалась с ней шестнадцать лет.
– Она сама не захотела общаться со мной.
– Да-да, это у вас от матери. Гордость. Проклятая гордость. Вы скорее сдохнете, чем переступите через нее.