Очень плохо.
— Потеря есть потеря. Слабость есть слабость. Не позволяя себе привязываться к людям, не станем и переживать, когда они умрут. Если мы закалим свои сердца, то не будем желать того, чего не можем получить. Наши демоны преподали нам хороший урок.
Некогда их демоны обитали в аду и отчаянно жаждали обрести свободу. Объединившись, они сумели выбраться, но в конечном счете лишь сменили одну тюрьму на другую, и вторая оказалась гораздо хуже первой.
После пыток серой и пламенем преисподней демоны на тысячу лет оказались запертыми в ларце Пандоры. Тысячу лет тьмы, безысходности и боли. На сей раз они лишились не только свободы, но и надежды на лучшую долю.
Если бы демоны были сильнее и способны обуздать свои желания, не попали бы в плен.
Если бы Аэрон обладал достаточной силой воли, то не стал бы помогать открывать ларец. И тогда его не постигло бы проклятие, и тело его не превратилось бы во вместилище для величайшего зла, которое он сам же и освободил. Его не изгнали бы с небес, из единственного дома, который он знал, и не обрекли провести остаток вечности на неспокойной земле, где ничто не остается неизменным.
Он не потерял бы Бадена, враждуя с охотниками — презренными смертными, ненавидящими Владык и обвиняющими их во всем зле мира. Друг умер от рака? — Разумеется, виноваты Владыки. Девочка-подросток обнаружила, что беременна? — И это, несомненно, происки Владык.
Будь Аэрон крепче духом, не оказался бы снова втянутым в войну, где нужно сражаться и убивать. Всегда убивать.
— Ты когда-нибудь желал смертную? — спросил Парис, отвлекая его от мрачных мыслей. — В плане секса?
Аэрон негромко хмыкнул:
— Впустить в свою жизнь женщину на один день и потерять ее на следующий? Нет. — Он не такой дурак.
— Кто говорит, что ты обязательно ее потеряешь? — Парис вытащил из внутреннего кармана кожаной куртки фляжку.
Снова алкоголь? Видно, болтовня, затеянная, чтобы поднять другу настроение, не принесла пользы.
Сделав большой глоток, Парис добавил:
— У Мэддокса есть Эшлин, у Люсьена — Анья, у Рейеса — Даника, а теперь и у Сабина есть Гвен. Даже у сестры Гвен, Бьянки Ужасной, имеется возлюбленный — ангел, с которым мне пришлось бороться в масле… впрочем, не важно. Не будем об этом говорить.
Бороться в масле? Да уж, о таком действительно лучше не говорить.
— Все эти парочки обрели друг друга, но каждая из женщин обладает какой-то способностью, выделяющей ее среди прочих. Они не простые смертные.
Однако это не означает, что они будут жить вечно. Даже бессмертных можно убить. Кому, как не Аэрону, это знать, ведь именно он подобрал голову Бадена — отделенную от туловища. И именно он первым увидел навечно застывшее на лице друга выражение шока.
— Ну, привет, решение проблемы. Всего-то и нужно, что найти женщину с уникальными способностями, — сухо заметил Парис.
Если бы все было так просто. Кроме того…
— У меня есть Легион, и с ней одной я в данный момент могу совладать.
При воспоминании о маленькой демонессе, ставшей ему кем-то вроде дочери, Аэрон усмехнулся. Ростом она едва доходит ему до пояса. Зеленая чешуя, два маленьких рога, недавно выросшие у нее на голове, и острые зубы, выделяющие ядовитую слюну. Диадемы — ее любимое украшение, а живая плоть — любимое блюдо.
Первой ее слабости он всячески потакает, а со второй старается бороться.
С Легион Аэрон познакомился в аду. Вернее, настолько близко от геенны огненной, насколько вообще можно подобраться без риска сгореть заживо в жарком пламени. Его заковали в цепи, так сказать, в шаге от преисподней, опьяневшего от проклятой жажды крови, заставлявшей нападать даже на друзей. Легион прорыла ход в темницу Аэрона, и ее присутствие каким-то образом прояснило его разум и придало желанные силы. Она помогла ему сбежать, и с тех пор они никогда не расставались.
До настоящего момента. Его драгоценная девочка вернулась в ненавистный ей ад, потому что некий преданный богам ангел тайком наблюдает за Аэроном, прячась в тени, оставаясь невидимым, ожидая… чего-то. Чего — неизвестно. В настоящий момент Аэрон не ощущает этого пристального взгляда, но знает, что ангел вернется снова. И Легион не вынесла его присутствия.
Откинувшись назад, Аэрон всмотрелся в ночное небо. Звезды сегодня сияют, словно бриллианты, рассыпанные по черному атласу. Иногда, желая насладиться хотя бы иллюзией уединения, он взлетал так высоко, как только мог, а затем камнем падал вниз, стремительно и уверенно, расправляя крылья лишь за пару секунд до удара о землю.
Парис сделал еще один большой глоток из фляжки, и в воздухе поплыл аромат амброзии, нежный и сладкий, как дыхание ребенка. Аэрон покачал головой. Парис избрал амброзию своим наркотиком, потому что она единственная способна притуплять разум и воздействовать на тела бессмертных вроде них, но ее неумеренное употребление превращало некогда свирепого вои на в размазню.