Он почувствовал ее барьер слишком поздно. Кай услышал ее крик боли, который не утих, даже когда он застыл.
— Проклятие! — Закрыв глаза, он сделал глубокий, дрожащий вдох. — Почему ты мне не сказала?
— Потому что, — пробормотала Джем, наклонив голову, чтобы он не видел ее лица, — я боялась, ты не сделаешь этого, если будешь знать.
Зарычав, он вышел из нее.
— Чертовски верно!
Черт, черт, черт! Отстранившись, Кай привалился к стене. Его ноги подкосились. Девственница. У него была только одна до этого.
Лори.
Кайнан и сам был девственником, когда они встретились. Ему только исполнилось восемнадцать, и его отправляли в лагерь для новобранцев, а Лори работала медсестричкой в медицинском центре, где они проходили осмотр. Это была любовь с первого взгляда, и хотя они и не надеялись еще когда-то встретиться, в конце концов оказались на одной базе. Встречались полгода, а потом, под влиянием минутной прихоти, поженились. В ту ночь он взял ее девственность медленно, нежно. Это были незабываемые переживания для них обоих.
И вот теперь он взял девственность Джем безжалостно, грубо и даже не подарил ей оргазма в качестве компенсации.
— Проклятие, Джем, — устало проговорил он. — Почему я? Почему ты хранила себя так долго и отдала свою девственность мне?
Джем повернулась к нему, дрожащими руками одергивая юбку.
— Я уже давно люблю тебя. С тех самых, пор, как впервые увидела в больнице в Мерси.
Те дни казались такими далекими. Он приводил раненых Хранителей к тамошнему доктору, который знал о битве между эгисами и демонами. Джем работала интерном, и он даже не подозревал о ее демоническом происхождении.
— Я не могла заставить себя заниматься сексом с кем-то другим, хотя и понимала, что с тобой у меня нет ни малейшего шанса. — Она шмыгнула носом и стерла слезинку тыльной стороной ладони. — Я просто… Просто хотела подарить тебе что-то чистое. Это все, что у меня есть. Было. И оно всегда было твоим.
А, черт! Грудь сдавило невидимыми железными тисками. От стыда по коже поползли мурашки. Что он должен на это сказать?
Звонок мобильного напугал его, и, ненавидя себя за дрожащие руки, Кай вытащил телефон из кармана.
— Слушаю.
— Кай, старик, это Эрик, Я не могу найти Руну, а у меня для нее важная информация. Ты не знаешь, как связаться с Шейдом?
Кайнан выругался, когда Эрик поперхнулся на имени Шейда, что неудивительно, если ему известно о нерушимой связи своей сестры с демоном.
— Сделаю все, что смогу. — Кай отключился и, не глядя на Джем, сказал: — Мне надо идти.
И ушел не оглядываясь. Подтвердив, что он трус, как она и говорила.
Сознание медленно возвращалось к Руне, а вместе с ним пришла чернота — настолько густая, что она не могла понять, открыты ее глаза или закрыты, пока не моргнула несколько раз.
— Руна, лирша, очнись.
Тревога Шейда прорезалась сквозь черноту. Приподняв голову, Руна поморщилась от резкой боли, прострелившей затылок. Она сглотнула в тщетной попытке ослабить тошноту в желудке. Где она?
Руна села на холодном каменном полу, боковым зрением уловила слабый мерцающий свет. Звон цепей, прикрепленных к лодыжкам, эхом разнесся вокруг. Она прищурилась на свет. Свечи? Нет, факелы. Знакомо. Она принюхалась и ощутила гнетущий запах крови, плесени, испражнений и ужаса.
О Боже! Она снова в темнице Роуга. Тошнота подкатила к горлу, и она наклонилась в сторону — как раз вовремя, чтоб ее не вырвало прямо на колени. Желудок конвульсивно сжимался, избавляясь от содержимого. Сквозь звон в ушах она слышала, как Шейд повторяет ее имя, как с каждой секундой голос его становится все встревоженнее.
Воспоминания о последних часах нахлынули сокрушительной волной, и ей захотелось снова погрузиться в блаженное неведение, свернуться в клубочек и закрыть глаза. Так уже было раньше, однажды, когда отец впал в пьяное буйство. Три дня Руна пролежала на полу в своем стенном шкафу, и мозг уносил ее в какие-то более приятные места, туда, где она не сознавала ничего. Врачи назвали это кататонией и в конце концов вывели ее из этого состояния, но она никогда не забывала, как легко это было.
— Руна, детка, останься со мной.
Шейд знает. Знает, о чем она думает, знает о ее слабости. Он избавил ее от чувства вины, которое терзало многие годы, но та девочка, которой она была, осталась. Шейд все время твердит, будто она изменилась, стала сильнее, но это ее желание свернуться клубочком и сдаться доказывает, как она еще слаба.