— Руна. — Голос Эйдолона, низкий, властный, вырвал ее из тумана жалости к себе. — Посмотри на меня.
Все еще на четвереньках, она повернула голову на этот голос. Зрение ее прояснилось, но лучше бы этого не случилось. Она думала, что находится в камере, подобной той, в которой они с Шейдом очутились в первый раз. Но все оказалось гораздо хуже.
Они в подземелье Роуга, но их поместили в большой внешний зал, где Роуг держал пыточные инструменты. Она прикована к стене, а Шейд с братьями раздеты донага и заперты в отдельных клетках. Шейд прижимался к решеткам средней клетки, словно пытался подобраться к ней как можно ближе, и тело его мерцало, то появляясь, то исчезая.
— Ох, Шейд, — прошептала она.
— Послушай меня, — сказал Эйдолон из своей клетки слева от Шейда.
Он сидел, прислонившись спиной к задним решеткам, небрежно положив руки на колени, будто расположился на диване перед телевизором.
— Чем больше Шейд беспокоится о тебе, тем быстрее прогрессирует проклятие. А если ты умрешь, горе прикончит его. Ты должна держаться. Быть сильной.
— Она сильная, — проговорил Шейд. Он не сводил с нее пристального, напряженного взгляда. — Ты сильная. Ты выдержишь.
Роуг шагнул с полутемной лестницы в конце зала в сопровождении двух дюжих демонов с бараньими головами.
— Ну, это будет задачка не из легких. Выдержать это, я имею в виду.
Он стремительно выступил вперед в развевающейся черной накидке.
Рейт, который стоял в углу своей клетки повесив голову, с прилипшими к окровавленному лицу волосами, зашипел. Руна ахнула. Рейт походил на… демона. Лицо его было маской ярости, клыки размером с тигриные, а глаза горели как уголья. Он весь покрылся запекшейся кровью и синяками, намного хуже, чем Шейд или Эйдолон, и когда Роуг приблизился, Рейт взбесился. Он атаковал железные прутья, раз за разом врезаясь в них, будто стремился сломать все до единой кости в своем теле, чтобы протиснуться между ними. Шейд попытался урезонить его, но без толку.
— Он так возбужден, — небрежно бросил Роуг. — Хотя я, наверное, тоже был бы, если б меня держали в клетке и мучили двадцать лет кряду.
— Ну, ты заполучил всех нас, — прорычал Эйдолон, поднимаясь. — И чего ты хочешь?
Позади Роуга два неповоротливых демона разожгли огонь в очаге.
— У меня список длиной в милю, братец. И он начинается и заканчивается болью. — Роуг улыбнулся. — Уж кто-кто, а ты о ней немало знаешь, правда, Эй?
Рейт затих в своей клетке, голова свесилась, грудь тяжело вздымалась, взгляд буравил Роуга.
— Заткнись. — Эйдолон потряс прутья клетки. — Заткни свой поганый рот.
— Что, не хочешь, чтоб бедный малыш Рейт узнал, как ты страдал за него?
— Эй…
От низкого рычания Рейта у Руны озноб прошел по коже. Что-то плохое, очень плохое вот-вот откроется.
Роуг повернулся к Рейту:
— Бедный малыш, ты был так потрясен, когда узнал, что Шейд возбуждается от всяких садомазохистских штучек, которые он проделывает с женщинами. А не желаешь ли узнать, что Совет вампиров делает с Эйдолоном раз в месяц? Думаю, от этого у тебя окончательно снесет крышу. Ты же всегда был таким неуравновешенным.
— Ублюдок, — прошептал Эйдолон. — Я доверял тебе. Беспокоился о тебе!
Шейд пожал плечами:
— А я никогда. Ты всегда был подонком.
Роуг рявкнул что-то на непонятном языке своим приспешникам. Они сунули железные кочерги в огонь, который развели, и кровь в жилах Руны застыла, как Гудзон зимой.
— Ты получишь свое через минуту, Шейд, — Роуг подошел поближе к клетке Рейта, но не слишком близко, отметила Руна. — Знаешь, почему Совет вампиров тебя не трогает? Почему ты все убиваешь и убиваешь, а они молчат? Да потому что давным-давно наш дорогой и любимый брат Эйдолон вызвался нести наказание вместо тебя.
Рейт побледнел так, что, казалось, еще чуть-чуть — и потеряет сознание.
— Нет.
— Ты, кусок дерьма, — пробормотал Эйдолон, — я разорву тебя на части голыми руками.
— О, ты непременно разорвешь одного из нас на части, но чуть позже, — пообещал Роуг, не сводя глаз с Рейта. — А знаешь ли ты, братишка, как наказывает Совет вампиров, когда ты превышаешь допустимую норму человеческих жизней в месяц? Знаешь ли ты, что они часами избивают Эйдолона? К тому времени, когда они заканчивают, на нем живого места не остается, одно сплошное кровавое месиво. Весело, правда? И это продолжается уже давно. Я позаботился об этом.