«Ты должна придти ко мне. Я могу помочь ослабить боль». — Слова проникли в один из моментов затишья.
Они звучали так нежно, в отличие от того, как он смотрел. Ей было все равно, сходила ли она с ума, когда слышала его голос. Это успокаивало ее. Его голос в ее уме был словно прикосновение нежных и прохладных пальцев к ее телу.
Шиа было очень плохо. Что-то в ней, возможно, смешной клочок достоинства, заставило ее ползти в ванную. Он мог слышать ее, борясь, чтобы остановить бесконечные судороги в животе. Ее мука для него была хуже, чем его собственная. Он бесился от своего бессилия, растущего в нем от этого. Ногти, длинные острые ногти прорывали простыни. За окном поднялся ветер, завывая, качая деревья. Низкое рычание появилось в его горле, уме и стало усиливаться. Она пыталась защитить его. Он был мужчиной своего вида, его обязанностью было заботиться о себе, и все же она терпела адский огонь, отказываясь от его помощи, чтоб только не заразить. Он знал, что это было, что огонь, который сжигал ее, говорил о чем-то важном. Она должна быть возле него, он не знал почему, но каждый инстинкт, каждая клеточка вопила об этом, требуя ее согласия.
«Ты должна добраться до меня. Я не могу дойти до тебя. Для меня это не заразно, маленькая Рыжеволоска. Я должен заставить тебя повиноваться».
Это был приказ, в его голосе слышалась сталь. Все сильнее звучал акцент выходцев из Старого света. В то же время его голос прикасался к ее коже, успокаивая, обещая помочь.
В ванной Шиа щедро плескала себе в лицо холодную воду и полоскала рот. У нее была минута или две передышки, прежде чем придет очередная волна. Она испытывала смешанные чувства к этому варвару. Он был расстроен своей неспособностью помочь ей и намеревался добраться до нее, несмотря на то, что она не отвечала. Поразило его желание поддержать ее. Это было странное чувство, которое витало в воздухе. Шиа хотела сделать, как он приказывал, но боялась заразить его. Ее тело все пульсировало и билось в конвульсиях от боли, она была уверена, что это убьет его. И все же она хотела поддержку другого существа.
«Я не могу придти к тебе. Ты должна сама придти ко мне». — Его голос был низким, словно черное бархатное искушение, которое невозможно было проигнорировать.
Шиа отлепилась от стены и стала пробираться в спальню, ее лицо побелело, а под глазами залегли глубокие тени. Ушибы и раны на голове ярко выделялись. Она выглядела такой хрупкой, что он боялся, что если она снова упадет, то сломается. Жак протянул руку к ней, а его глаза смотрели с выражением требовательности и мягкости.
— Ты, вероятно, заразил меня водобоязнью, — побормотала она придушенно, но огонь уже начинал пожирать ее изнутри, акцентируясь на почках, распространяясь на каждый слой кожи, мускул и капельку крови.
«Иди сюда! Я не могу больше таким способом забирать твою боль».
Преднамеренно он использовал свой гипнотический тон, чтобы у нее появилось желание, подавляющая потребность поступить так, как он просил. Голос словно отдавался эхом в ее голове, заставляя идти вперед, пока она не подошла к кровати и не упала, как шарик, лицом в подушки, надеясь на смерть.
Его рука мягко, нежно, перебирала и откидывала ее волосы от лица, прослеживая большим пальцем контур ее шеи. Он пытался найти в своем уме хоть какую-то информацию. Где-то был ключ к способу, который мог позволить закончить ее страдания, но все это ускользало от него. Он подводил ее, когда она стольким пожертвовала, чтобы он выжил. Он хотел кричать в небеса, разорвать чье-то горло. Это все они сделали ему.
Два человека и один предатель. Они забрали его прошлое, разрушили его ум и заключили его в тюрьму, заставляя жить в аду. Самое худшее из всего этого, что они отобрали способ, возможность защищать свою Спутницу жизни. Они создали такого монстра, о котором даже не думали.
Он прикоснулся к ее воспаленному горлу, исследуя раны. Шиа была около него, заключенная в своем собственном мире страдания. Это было так неправильно. Его голова безумно болела, просто раскалывалась. Проклиная себя, он обнял ее руками за талию, предлагая ей успокоение, какое только мог дать. Настал рассвет, и он неосознанно сделал одну единственную вещь, которую должен был сделать. Он приказал им спать.
Глава 3
Тишина в комнате была нарушена голосами ночных обитателей, поющих друг другу. Солнце село, и земля теперь была предназначена только для них. Воздух наполнил легкие, грудь поднялась и опустилась, сердце забилось. Первые болевые импульсы ударили по нему, перехватило дыхание. Он лежал неподвижно, пока мозг осознавал все то, что было сделано с его телом. Проснулся голод, острая сосущая пустота, которая никогда не успокоится. Появился гнев, который нахлынул на него, поглощая, возникла потребность убивать, чтобы заполнить эту пустоту.
Где-то в середине всего этого котла бурлящих эмоций, он внезапно почувствовал что-то мягкое и нежное. Краткое воспоминание. Храбрость. Красота. Женщина. Не какая-то женщина, а именно его женщина, его Спутница жизни. С рыжими волосами, огненная. Она пришла как Ангел туда, куда мужчины опасались шагнуть, даже его вид боялся появиться.
Он намотал ее длинные волосы на свой кулак, боясь разбудить, страшась того, что она снова будет испытывать боль. Шиа. Почему она никогда не звала его по имени? Неохотно он приказал ей проснуться и стал наблюдать, как воздух наполнял ее легкие, как побежала кровь по венам к сердцу. Ее ресницы затрепетали. Она напряглась около него, на мгновение потерянная. Он осторожно прикоснулся к ее уму. Через несколько минут после пробуждения ее мозг попытался осознать все, что с ней произошло ночью, перебирая в уме весь список болезней и их признаки. Ее тело было воспаленным. Он почувствовал ее голод, слабость, страх за его выздоровление, здравомыслие, страх перед тем, кем он стал и кем был. Вина за то, что она спала, а не ухаживала за ним. Острая необходимость закончить свою работу, исследования. Сострадание к нему, страх за него, что он не сможет выздороветь, и она сделала только хуже. Страх, что их обнаружат прежде, чем у него будет достаточно сил, чтобы пойти своей собственной дорогой.
Его брови поднялись.
«У нас один и тот же путь».
Она осторожно села, откидывая назад свои запутанные, всклоченные волосы.
— Ты хочешь сказать, что ты можешь говорить на английском языке. Как ты делаешь это? Как ты можешь так громко разговаривать в моей голове?
Он просто наблюдал за ней с любопытством в своих черных, бездонных глазах.
Шиа осторожно следила за ним.
— Ты не собираешься снова кусать меня? Я должна сказать тебе, что на моем теле нет ни одного живого места. — Ее слова вызвали его слабую улыбку. — Можно полюбопытствовать, ты по-прежнему боишься воды?
Его взгляд делал что-то невообразимое с ней, вызывая волну теплоты, которой не должно быть.
Его пристальный взгляд опустился на ее губы. Очертание ее рта завораживали его, вместе с тем, таким ярким, светом, который излучала ее душа. Он поднял руку, чтобы прикоснуться к ее щеке, обвести своим большим пальцем тонкую линию подбородка, а потом почувствовать совершенство полной атласной нижней губы.
Ее сердце сделало кульбит, и жар пронесся по телу, превращаясь в сладкую боль. Его рука переместилась на ее затылок. Медленно, непреклонно он стал подтягивать ее голову к себе. Шиа закрыла глаза, желая и боясь того, что сейчас снова он будет пить ее кровь.
— Я бы не хотела кормить тебя собой каждый день, — пробормотала она непокорно.
А потом его губы прикоснулись к ней. Скользя словно нежнейшее перышко, Шиа чувствовала себя так хорошо, что аж поджала пальцы ног. Его зубы покусывали ее нижнюю губу, подразнивая, привлекая, соблазняя.
Огненные стрелы мчались через кровь. Мускулы ее живота сжались.
«Открой свой ротик для меня, упрямая маленькая Рыжеволоска». — Его зубы потянули; его язык исследовал ее с упоительной нежностью.
Шиа задыхалась от ощущений того, как его губы дразнили ее. Он немедленно воспользовался преимуществом, углубляя поцелуй, его язык обследовал каждый дюйм ее мягкого, как бархат, рта.