Но сегодня вся аппаратура была сдвинута к углам, а центр залы занимали ряды сидений, расположенных полукругом. И еще один ряд — в противоположной стороне, напротив. И — сердце Рей забилось чаще — она точно знала, для кого было уготовано небольшое возвышение с краю.
Места одинокого ряда были заняты руководством сопротивления. Центральные же места занимали адмиралы Статура и Акбар.
Одной лишь фигуры не было в их числе — Генерал Органа заняла место рядом с Чубаккой и Финном среди простых слушателей. Там же сидели самые видные и значимые члены Сопротивления. Там же было место и Рей. Финн уже махал ей рукой, приглашая занять место рядом с ним.
— Не волнуйся, — подбодрил он ее, когда она присела рядом. — Тут затягивать не с чем. Все закончится быстро.
Рей не знала, чего он хотел этим добиться, но дышать вдруг стало трудно.
С колотящимся сердцем она наблюдала, как в заполнившийся зал ввели Кайло. Он не был закован, но его сопровождали два бойца. Его лицо было застывшей непроницаемой маской — держа голову прямо, он бесстрастно смотрел вперед, не обращая на присутствующих внимания. Таким же равнодушным взглядом он скользнул по лицу матери и по Рей, когда его провели к отведенному месту. Он встал на возвышение и повернулся к залу, а бойцы встали по обе стороны от него.
Рей бросила взгляд на Лею. Но, как и на лице Кайло, на нем не было никаких эмоций. Лишь глаза казались больными.
Статура поднял руку, призывая собравшихся к тишине.
— Ни для кого не секрет, с какой целью мы здесь собрались. Дело уникальное: ни разу прежде нам не приходилось осуществлять подобного рода правосудие. Внутренние дисциплинарные вопросы — это одно. Но судить человека за столь тяжкие преступления никогда не было нашей задачей. Мы — бойцы, стратеги, пилоты и диверсанты. Мы — сопротивленцы, а не судьи.
Гул одобрения поднялся среди людей и гуманоидов.
— Однако, — он повысил голос, и тон его сделался суровым. — Данный прецедент требует от нас принятия справедливого решения. Республика пытается собрать остатки своих сил для восстановления руководства и отправление правосудия для нее сейчас затруднительно. А этот человек сам отдался в нашу власть и пожелал нашего суда. И Генерал…, - голос его сорвался. — Генерал Органа заслуживает того, чтобы правосудие было осуществлено нами, ее близкими соратниками.
Рей то и дело глядела на Кайло, но он совсем не реагировал на эти слова и на взгляды, жадно направленные в его сторону. Все они ждут, когда появится хотя бы крошечная брешь в его доспехах, поняла Рей, но они, наверное, совсем его не знают.
Рей смиренно слушала, как зачитывают список его преступлений. Обвинение звучало из уст Акбара. Что она могла на это возразить? Ничего.
Убийства, пытки и снова убийства, геноцид и убийство собственного отца, убийство Люка Скайуокера…
— Нет! — вдруг громко и отчетливо вырвалось у нее. Она крикнула даже прежде, чем успела возмутиться.
Все взгляды обратились к ней: недоумевающие, растерянные, строгие и где-то даже сердитые.
— Все выступления, в том числе в защиту, после зачитывания обвинения.
— Рей…, - Финн склонился к ее плечу. — Что ты творишь?
— Это несправедливо! — шепотом воскликнула она. — Я никому не позволю врать о случившемся.
Она снова глянула на Кайло. Его черный плавящийся взгляд был обращен к ее лицу. Рей стерпела его и не отвернулась. Отвернулся он, снова мертво глядя перед собой.
Наконец, счет его злодеяниям был окончен.
— Я думаю, больше добавить к обвинению нечего, но если кто-то имеет, что сказать на этот счет, то пожалуйста.
Но в зале стояла тишина. Кажется Акбар не забыл ничего.
— Генерал Органа, — Статура снова взял слово. — Вы первая имеете право высказаться в его защиту.
Однако Лея несколько мгновений безмолвствовала. Скрестив руки на груди, она опустила взгляд, поджала губы и еле слышно вздохнула. Но затем все-таки поднялась и произнесла, окидывая присутствующих твердым, хоть и болезненным взглядом.
— Вы все знаете, кто я, и знаете, что всю свою жизнь я отдала борьбе за процветание мира в нашей галактике. Нет для меня ничего важнее в этой жизни. Ничего кроме этого и моего единственного сына. Я не могу молчать сегодня и не могу просить вас о милости.
— Бен, — она с тоской посмотрела на сына, и тот ответил на ее взгляд. — Я люблю и всегда буду любить тебя. Но я никогда не прощу тебе того, что ты совершил.