— Вот именно, мимоходом.
Снова наступило молчание.
— Есть ли у вас основания считать, что какая-то из этих дам может быть связана с врагом? Разумеется, нет. Если бы вам в голову пришло нечто подобное, вы бы следили за каждым своим шагом. И все же, учитывая все происшедшее, можете ли вы предполагать, что нечто подобное имело место?
Керр покачал головой.
— Нет. Гленда Мильтон — просто приятная женщина. Очень любит устраивать всякого рода вечеринки. Она темпераментна. Время от времени в кого-то влюбляется. Но не слишком часто. Магдалена Фрэнсис… ну, она просто дурочка… помешана на мужчинах. Думает только о тряпках и о победах над сильным полом. Эта дамочка Фейл — Эльвира Фейл — очаровательная малышка. И от нее не так легко чего-то добиться. Что же касается этой штучки Мартир… — Керр рассмеялся.
— Что в ней смешного, в этой Мартир?
— Она просто чудачка. Выглядит не слишком привлекательной. Плоскогрудая, не слишком хорошенькая и все же чем-то неотразимо волнующая. К тому же отлично одевается.
— В таком случае, почему же вы увлеклись ею? — спросил О'Мара. — В вашем голосе звучит искренняя заинтересованность.
— Я и сам не знаю. Я вообще не слишком хорошо разбираюсь в женщинах. В них трудно что-либо понять. Я ведь говорю, что она по-своему привлекательна, к тому же мне было просто жаль ее.
— Вы пожалели ее и поэтому увлеклись ею?
— О, что-то в этом роде, — небрежно ответил Керр. — Но какое это имеет значение?
— Никакого в сущности, — также небрежно ответил О'Мара. — Просто мне хотелось представить себе полную картину.
— Вот что, Рикки, — продолжал О'Мара. — Сидите-ка вы дома, пореже отлучайтесь. Мне бы хотелось застать вас на месте, если вы мне понадобитесь. Я позвоню вам через пару дней.
— Вы думаете, вам удастся все это уладить? — спросил Керр с легким волнением в голосе. — Думаете, что все обойдется? У меня из головы не выходят те ребята во Франции. Если этот список попадет к немцам, для них все будет просто ужасно.
— Боюсь, что это так, — сказал О'Мара. — Но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Кстати, Рикки, — боюсь, право, что мой вопрос покажется нескромным, — но все же, что вы собираетесь предпринять в отношении миссис Керр? Вы собираетесь повидаться с ней или с ее приятелем Мигуэлесом?
Керр пожал плечами.
— Я сделаю все, что вам угодно, — сказал он. — Если это будет неудобно для вас, я ничего не стану предпринимать.
— Спасибо, — сказал О'Мара. — Пока что, пожалуйста, меня весьма интересуют те женщины, которые были на вечере, и мне не хотелось бы, чтобы сейчас они были заняты этим скандалом. Когда же я покончу с этим делом, можете делать все, что найдете нужным.
Керр снова пожал плечами. Он считал то, что потеряно — потеряно, что бы там ни предпринимать.
О'Мара уставился на кончик своей сигары. Потом сунул ее обратно в рот и с видимым удовольствием выпустил клуб дыма.
Наклонившись вперед, он сказал:
— Вот что, Рикки. Давайте-ка поговорим с вами подробнее об этих женщинах. Я хотел бы услышать о том, что они любят, что им нравится, как они привыкли развлекаться, как они одеваются. Начнем с Эльвиры Фейл. Прежде всего…
О'Мара приступил к осторожному расследованию.
Сандра стояла, глядя на огонь в камине. В одной руке у нее была сигарета, другую она протянула к огню. Ощущение тепла вызывало приятное чувство успокоения. Или это ей только так казалось? Может быть, виной всему странное чувство непривычности происходящего?
«Ведь это нанесет удар Рикки, — подумала она. — Но ведь ему следовало ожидать нечто подобное. Может быть, когда-нибудь он даже решит, что все это к лучшему… Бедный Рикки…»
На ней было сшитое отличным портным бархатное платье сапфирового цвета, на шее кружевной шарф бледно-розового оттенка, схваченный у горла сапфировой брошью.
Она бросила сигарету в огонь и медленно стала прохаживаться по комнате, заложив руки за спину. Она думала о Рикки, о Мигуэлесе, о людях вообще.
В дальнем конце гостиной квартиры Мигуэлеса стояло большое зеркало. Сандра остановилась перед ним, разглядывая свое отражение. Она находила, что новая прическа с голубой лентой в волосах очень удачна. Она надеялась, что Мигуэлес найдет ее очаровательной.
«Странный человек», — подумала она с легкой улыбкой. Потом подошла к столику, на котором стоял телефон, и с минуту молча смотрела на него. Повернулась, вышла из комнаты, через минуту вернулась с острым ножом и очень аккуратно и бережно разъединила ножом цветные проволочки телефонного шнура. Взяв трубку, приложила ее к уху. Телефон молчал. Связи не было.
Она услышала, как в замке поворачивается ключ, сложила карманный ножик и сунула его в карман платья. Когда Мигуэлес вошел в комнату, она уже снова стояла перед камином в свободной позе, протянув одну руку вдоль каминной полки.
Он остановился в дверях, глядя на нее. Плечи его были безвольно опущены, руки спокойно висели вдоль туловища, во всем его облике было что-то, близкое к отчаянию. Несколько минут он смотрел на нее, словно пытаясь разобраться в своих собственных мыслях о ней.
— Добрый вечер, Энрико, — сказала она. — Почему у тебя такой несчастный вид?
Мигуэлес промолчал.
Он подошел к буфету, смешал два коктейля. Подойдя к ней, подал ей один бокал.
— Никогда еще не было более странного романа, чем наш, любимая. Никогда не было ничего более необычного — почти глупого. И никогда еще ничего не начиналось более чудесно и не кончалось — это я чувствую наверняка — так трагически, как непременно кончится.
— Ты просто в угнетенном настроении, Энрико, — сказала Сандра с улыбкой. — Ты ведь был так несчастлив все это время. Ты все время беспокоился о моем муже, о том, что он предпримет. Но ты можешь быть совершенно спокоен. Рикки никогда не выйдет из роли разумного человека. Он не станет делать ничего выходящего за рамки приличия.
— Я так не считаю, — ответил Мигуэлес. — Неужели ты считаешь, что он был благоразумным в отношении тебя?
Она пожала плечами, отпила коктейль и поставила бокал на каминную полку.
— Это совсем другое дело. Ты должен понять, что Рикки всегда очень любил меня. Но почти все время он был занят борьбой, борьбой со своим собственным темпераментом. Я ведь сказала тебе, когда пришла сюда, что тоже очень любила Рикки. И я решилась оставить его ради тебя только потому, что он сам виноват: он слишком много пьет, слишком глупо ведет себя с женщинами. Правда, это не значит, что он на самом деле глуп, во всяком случае, он никогда не совершал по-настоящему глупых поступков.
Мигуэлес докончил свой коктейль, подошел к буфету, смешал себе новую порцию. Она заметила, что руки у него слегка дрожат.
— Я не боюсь Рикки, — сказал он. — С чего мне его бояться? Мне просто ненавистна сама жизнь, вот и все. Я-то думал, что мне удалось чего-то добиться в этой стране, удалось выполнить свою миссию. Я думал, что поживу здесь еще немного, а потом смогу вернуться в Испанию и увезти тебя в качестве своей жены. И эти мысли доставляли мне огромное наслаждение.
— И что же теперь? — спросила она. — Больше тебя это не радует?
Он повернулся и стоял, облокотившись на буфет и глядя на нее.
— Как ты догадалась о моем чувстве к тебе, Сандра? — спросил он.
— Однажды я разговаривала с Терезой. Тереза всегда была моя хорошей приятельницей. Я люблю ее, и она платит мне тем же. Она очень переживала из-за того, что между Рикки и некоторыми ее приятельницами время от времени возникают романы. Ей это очень не нравилось. Ей потребовалось немало мужества, чтобы сказать мне то, что она считала нужным сказать. А потом как-то в разговоре, уже не помню, как именно, выплыло твое имя. И она сказала мне, что ты меня любишь и что ты говорил, что если бы я стала твоей женой, ты удовольствовался бы тем, что я сама захотела бы дать тебе.