Наконец, он просит ее, чтобы она шла домой. Она обещает ему, что пойдет самой прямой дорогой и не будет нигде останавливаться. Он беспокоится, как она дойдет до дома одна через большой город. Она выходит и, как во сне, отправляется в долгий обратный путь. Теперь она чувствует, что у нее хватит сил никогда его больше не видеть. С самого начала ее любовь была безнадежна. Дома она садится за стол и срисовывает его лицо с фотографии. Она рисует портрет за портретом, не может остановиться. Получается лучше, чем раньше. Она прячет рисунки в ящик стола. Она прячет и ключ. Стол становится самым важным предметом в ее комнате. Потом она начинает искать тайник для фотографии.
Она не решается спрятать ее в стол. Никогда не знаешь наверняка…
Она делает надрез в обоях под картиной на стене и засовывает фотографию под обои. Она сомневается: ведь и тут могут найти! Ведь он просил ее спрятать фотографию так, чтобы никто не нашел? А вдруг когда-нибудь картины снимут со стены, чтобы покрасить стену или наклеить новые обои? Она не доверяет взрослым с их любовью к порядку. Сколько раз ее игрушки оказывались в мусоре по вине взрослых. Перочинным ножиком она снова вытаскивает фотографию и долго, задумчиво держит ее в руке. Наконец, она решается. Болезненная гримаса искажает ее лицо: есть только один выход!
Она кладет фотографию в рот, тщательно разжевывает и глотает. Так она соединяется с ним. Это напоминает ей обряд кровного братства. Остается решить, куда спрятать его волос. Она берет красный сургуч, свечку и спички и запечатывает волос в шарике сургуча. Она прикрепляет черную ленточку к красной бусине и вешает этот амулет себе на шею. Персиковую косточку она закапывает в саду: из косточки вырастет дерево, а когда она сама вырастет, она будет сидеть под деревом и думать о нем.
Дома замечают, что ее долго не было. Когда ее спрашивают, где она была, она придумывает отговорку, но ей не верят. Брат, довольный, что может ей навредить, рассказывает матери про незнакомого мужчину в бассейне и что он видел, как она сидела рядом с ним. Мать запрещает ей впредь ходить в бассейн и отсылает в постель без ужина, а на улице еще светло, и в такую погоду можно было бы до вечера играть в саду.
Светит солнце, поют птицы. Ее захлестывает безнадежность. Запрет ходить в бассейн равнозначен невозможности видеть его. Она думала, что сможет это пережить, но теперь эта мысль невыносима. Не видеть его значит умереть. Она ложится в постель и ждет ночи. Она держит свой маленький красный амулет в руке и думает о своей любви и отчаянии. Она бы хотела поговорить с отцом и все ему рассказать, но он снова в отъезде. Он вернется только через две недели.
Она от всего сердца ненавидит брата. Если бы не он, все было бы хорошо. Вечно он играет в полицейского, обязан следить за всем, что она делает. Она искренне желает ему зла. Она была бы рада, если бы он умер, корчась на земле у ее ног в ужасных мучениях. И еще она ненавидит мать: запретив ей ходить в бассейн, мать обрекла ее на самые страшные в жизни муки. Что за отвратительный мир! Ее окружают враги. Одни ограничения и препятствия. Она смотрит в окно и думает о своей близкой смерти. Она решила прыгнуть из окна. Если разогнаться перед прыжком, умрешь «на чужбине» — упадешь в соседском саду. То, что ее труп обнаружат у соседей, наверняка будет большим шоком для матери и брата. «Умереть на чужбине» — эти слова она однажды где-то прочла и навсегда запомнила. Ах, если б только уже настала ночь! Но птицы еще поют, и солнце никак не садится. Она знает, что в темноте не побоится смерти. Она забирается в вигвам, который устроила в комнате, и в последний раз перебирает свои сокровища. Отец подарил ей индийского Будду, браслет египетской принцессы и турецкую расшитую подушку. У нее есть две коллекции: разноцветные стеклянные бусины и шесть серебристых оберток, скатанных в шарики. И еще коллекция ленточек и коллекция почтовых марок. Два японских веера и «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна. И еще плюшевый тигр, которым она играла, когда была маленькая. Ее вигвам — имитация отцовской «индийской комнаты», в которой он хранит восточную коллекцию. Ей жаль, что придется расстаться с вигвамом и что она уже никогда не вернется в индийскую комнату. Ах, ее дом все же прекрасен! Отравленные стрелы из Африки! Китайский ковер с вышитым золотым драконом! Линии, изгибы арабской резной мебели. Внизу, в индийской комнате, и тут, в вигваме, у нее настоящая жизнь — жизнь ее воображения, и эту жизнь она любит больше всего. А как восхищались ее вигвамом подружки! Что скажут другие дети, когда она умрет? И учителя. Будут ли по ней скучать? Конечно, о ней скоро забудут. Но зато она успокоится навсегда. От жалости к себе она начинает плакать. А что скажет он? Узнает ли он, что она умерла? Другие дети в бассейне наверняка расскажут ему, и он узнает, что она умерла от любви к нему. Она захлебывается рыданиями. Никогда раньше ей не было так одиноко. В доме тихо. Как будто все замерло.
У отца в ящике ночного столика лежит заряженный пистолет. Думал ли он когда-нибудь о самоубийстве? Наверное, нет ни одного человека, который никогда бы не думал о собственной смерти.
А он? С его двумя несхожими лицами? С лицом, сияющим улыбкой, когда смотрит, как дети греются на солнце рядом с ним. И с печальным лицом, когда он закрывает черные глаза и неподвижно лежит в лучах солнца. Счастлив ли он? Конечно, нет! Есть ли вообще счастливые люди? Сколько людей на всем свете стоят сейчас у окна и думают о том, чтобы прыгнуть? Ее опаляет жалость к людям, зверям и себе самой. Она громко и безутешно рыдает. В испуге она запихивает в рот платок, чтобы ее не услышали. Она никого не хочет видеть. Даже если брат и мать придут извиниться за причиненную обиду, она не откроет дверь. Она им не простит. Наконец, наступают сумерки. Она постепенно успокаивается. Слезы высыхают. Она сжимает в кулаке сургучный шарик и думает о том, что никто не знает, что в нем спрятано. Когда ее найдут наутро, кто-нибудь обязательно спросит, что запечатано в этом сургуче.
Она открывает ящик стола и вынимает рисунки. Она не хочет оставлять ничего, что могло бы выдать ее любовь. Ей жалко сжигать его портреты, но так надо. Может быть, ее похоронят с амулетом на шее. Она вынимает из шкафа и надевает лучшую пижаму. В последний раз она разглядывает себя в зеркале. Она представляет себе, как ударится об землю и как красивая пижама запачкается кровью и грязью.
Мертвая тишина будет стоять на кладбище, и люди будут переглядываться с чувством вины: разве вы не знаете, что девочка убила себя от любви? И родители с этого дня начнут обходиться с детьми куда мягче и добрее, чтобы их не постигла такая же судьба. И она воображает, как будет лежать уже не в мягкой постели, а в узком жестком гробу — как солдат, руки по швам. А вдруг она только покалечится, вдруг ее спасут?
Вдруг она на всю жизнь останется калекой?
Достаточно ли двух этажей, чтобы разбиться насмерть? Может быть, лучше выбраться из комнаты и вскарабкаться на чердак? Может быть, надежнее прыгнуть с чердака? Ужасно все сложно!
Но у нее не хватает смелости выйти из комнаты. Кто-нибудь может попасться на пути…
Она хочет выглядеть красиво, когда умрет. Она хочет, чтобы ею восторгались: никто никогда не видел мертвой девочки красивей ее.
Теперь в комнате уже почти совсем темно. Только свет далекого фонаря слабо светит в окно. Теперь ей уже все равно, «на чужбине» она умрет или в своем саду. Она встает на подоконник, держится за ставень и еще раз всматривается в свое темное отражение в зеркале. Она кажется себе красивой, но не позволяет себе колебаться. «Все кончено», — тихо шепчет она, и ей кажется, что она умирает прежде, чем ее ноги отталкиваются от подоконника. Она падает вниз головой и ломает шею. Ее странно перекошенный труп лежит в траве. Ее находит собака и, засунув голову ей между ног, начинает лизать. Но она лежит без движения, и собака начинает тихо скулить и ложится рядом с ней на траву.