«…а также щедрости казны», — добавил про себя Аксель Рейн. И добавил с немалым сарказмом; союзник союзником, а понять собеседника своего он не мог. Как и всех наемников мира — людей, готовых проливать кровь за кого угодно. За любую мразь, отягощенную лишними деньгами и достаточно щедрую.
«А ведь так же в Гильдию могли обратиться и по мою душу, — невзначай подумал капитан, — люди того же Оттара… будь он толику поразумней. И эта старая крыса столь же ретиво изливала мед перед ними — забыв и о преклонении, и обо всем таком же прочем…»
Тем не менее, ритуал требовал соблюдения, так что вслух Аксель высказал Деду совсем иное:
— Со своей стороны Гвардия тоже ценит столь благое стремление… и не одними только словами. Я прошу Гильдию принять эту награду в возмещение сил, которых она не жалеет, стараясь помочь нашей службе.
С этими словами он просунул в окошко небольшой мешочек, туго набитый монетами.
— Гильдия благодарит вас за щедрость, — уже спокойнее и почти без патетики изрек Дед, — думаю, что пора перейти к делу, приведшему сюда славного нашего защитника.
— Говорю сразу, — начал Аксель, — человек, о котором идет речь, находится за пределами Кронхейма; точнее, в Грифондоле. Правда, вскоре он может и подойти к городу… в общем, я говорю об Оттаре Железной Перчатке, герцоге Торнгардском.
— …владетеле Лесного Края и северных гор, покорителе Ульвенфеста, — дополнил Дед, как показалось, немного обескуражено.
Затем окошко неожиданно захлопнулось. Аксель растерялся: ответ представителя Гильдии он привык получать сразу — и неизменно положительный. Да и как иначе, если деньги уже получены?
«Не ответит через полчаса — вернусь с целым отрядом, — подумал капитан злобно, — весь домик по бревнышку раскатаем!»
Ждать, впрочем, пришлось гораздо меньше. Уже через несколько минут окошко открылось вновь, и снова зазвучал медоточивый голос Деда:
— Гильдия готова прийти на помощь и на сей раз… но просит и доблестного капитана войти в ее положение. Работа эта тяжела… гораздо тяжелее, чем было до сих пор.
— Ясно, — сказал Аксель Рейн, — еще столько же золота, я надеюсь, вас устроит? Деньги будут сегодня же… но я тоже выдвину дополнительное условие. Относительно одной вещицы, имеющейся во владении герцога.
Лишь после того как командир Гвардии вернулся в неприметный дом, из него вскоре вышел худощавый и длинноволосый паренек. Звали его… впрочем, не все ли равно, коли по вступлению в Гильдию Убийц полагалось забывать свое, данное при рождении, имя? Забывать хотя бы на время задания, а вместо оного члену представляться как Свен. Ну или Герда, если речь шла об убийце-женщине. Таковые в Гильдии тоже имелись, пускай и в меньшинстве.
При всей своей юности, на недостаток опыта длинноволосый Свен уже не мог пожаловаться, потому как успел отправить к праотцам не меньше десяти человек. И хотя в основном то были городские торгаши, длинноволосый убийца не прочь был и разнообразить свой послужной список. Выказывая, тем самым, первые признаки мастерства.
Миновав городскую стену и умирающие предместья, Свен вышел на один из торговых трактов. Там он, сориентировавшись, очень скоро прибился к каравану, как раз шедшему в Грифондол. Караванщики не возражали: дороги становились день ото дня все опаснее, и хотя бы один дополнительный боец едва ли был им лишним.
3
Черный грифон трепетал на полотнище, желтом как золото или колосящиеся поля. По соседству с ним на одной из башен княжеского чертога с недавних пор колыхалось и знамя Торнгарда: синего, по-северному холодного, цвета. С черной пикой-молнией наискосок.
Площадь перед чертогом была полна народу — и народу разномастного. Нестройными, точно старый забор, рядами стояли воины горных кланов; под щедрым южным солнцем они смотрелись нелепо в своих одеяниях из звериных шкур. Нелепо, дико… только вот непохоже, чтобы горцев сильно волновало чужое мнение.
Плечом к плечу на площади выстроились торнгардские латники; пластинчатые доспехи с почти закрытыми шлемами делали их чуть ли одинаковыми, а неподвижность роднила со статуями — причем, статуями одного скульптора.
Нашлось место рядом с чертогом и для княжеской дружины — как, впрочем, и для самого владетеля Грифондола. Ратников князя легко было узнать по серым кольчугам, коническим шлемам и треугольным щитам, украшенным изображением грифона. Сам князь, правда, одет был не по-боевому: его наряд больше подходил для приема при дворе… ну или для дуэли. О последней так кстати напоминал Перст Кроворукого, ножны с которым Вейдемир приладил к поясу.
Князь ожидал, что перед воинством своим Оттар Железная Перчатка предстанет, выехав на площадь на коне. Сам Вейдемир, к слову сказать, поступал обычно именно так. Но похоже, что лошадей в горах жаловали не слишком: навстречу войску герцог Торнгардский вышел пешком. Облаченный в полный доспех и плащ иссиня-черного цвета, он со стороны казался солиднее, сильнее, даже выше… но никакое облачение не могло скрыть бледное лицо, впалые щеки и ранние морщины. Как и выцветшие волосы да красные от недосыпа глаза.
Причем, не был герцог ни болен, ни слишком стар. Просто с самого начала похода не проходило и ночи, чтоб его светлость не мучили кошмары. Из-за них, повторяющихся с удивительным постоянством, сон не приносил должного облегчения: проснувшись, Оттар чувствовал себя только хуже. Не помогало даже пиво, столь любимое торнгардским владетелем.
А в последнее время кошмары стали навещать герцога и наяву: когда тот оставался один… а точнее, вдвоем: наедине со своей драгоценной Руной. С нею его светлость вообще-то не расставался ни на миг.
Горцы встретили своего повелителя бодрыми выкриками и потрясая боевыми топорами. Латники Торнгарда отсалютовали герцогу мечами. Приветственные возгласы донеслись и со стороны дружины Вейдемира… только были они жидкими и вялыми. Многие из грифондолцев помнили Ржавое Поле, где северяне были им отнюдь не союзниками.
И лишь сам князь молчал, ощупывая рукоять Перста Кроворукого, словно приноравливаясь, и пристально глядя на сюзерена. Изо всех сил тщась вызвать ненависть к нему.
Получалось, по правде сказать, плохо. Своим внешним видом Оттар Железная Перчатка мог внушать кому-то почтение, кому-то жалость, но вот ненависть едва ли. Еще совершенно некстати Вейдемир вспомнил, что без парадных доспехов его светлость выглядит чахлым, точно цыпленок после долгой варки в котле. Вспомнил — и поневоле, совсем нежелательно, усмехнулся…
Не нашлось у князя Грифондола и повода жаловаться на обращение с ним в плену. Вейдемира не били, не держали в цепях или в яме, не оставляли без еды и питья. Да и преклонить колено перед Железной Перчаткой особенно не принуждали: просто таковым было условие его, Вейдемира, освобождения — и невозбранного возвращения домой. Сам согласился, так кого ж винить-то теперь?
Князь не знал, что в то же самое время и столь же пристально за герцогом Оттаром следит еще одна пара глаз. Принадлежала она длинноволосому Свену, засевшему на крыше одного из прилегающих к площади зданий. С заряженным арбалетом в руках убийца выжидал подходящий момент… а между делом тихо радовался беспечности владетеля Грифондола.
Чертог, служивший обителью здешнему князю, представлял собою обычный дом — даром что самый большой дом в городе. В отличие от замков его не отделяли от города ни ров, ни высокая крепостная стена, ни вообще ничего, могущее затруднить осаду. Создавалось впечатление, будто владетели Грифондола если и боялись, то разве что врагов извне, потому как сам город окружала стена настоящая, каменная. А вот бунты любящих подданных князей почему-то не пугали… если случались вообще.
Тем временем, герцог Оттар заговорил. Голос у него был слегка надтреснутым, а речь, как видно, призвана была вдохновить воинов на новые походы и сражения.
— Доблестные мои соратники! — провозгласил герцог, — верные слуги и преданные вассалы! Веками нашу страну терзали культы, посвященные злобным демонам, и покрывшие ее, словно трупные пятна! Раз за разом эти чудовища в людском обличии приносили в жертву своим мерзким Владыкам наших братьев, сестер и детей. И все больше набирались сил для темных дел.