— А, вот и господарка Тарская, — улыбнулся Рене, хотя Роман и так об этом догадался. Дочь Годоя была, без сомнения, красива, но не красотой принцессы или королевы. До Ланки, во всяком случае, ей было далеко. Более всего Герика подошла бы в жены богатому купцу или немолодому, остепенившемуся владетельному барону. Первое, что бросалось в глаза, — это мягкость и покорность. Ни следа кокетства и самолюбования, как у большинства придворных дам. К сожалению, девушка была напрочь лишена и задиристой солнечной отваги, так подчеркивавшей дерзкую красоту ее подруги, принцессы Иланы.
Тарская наследница для женщины была достаточно высокой, у нее была аппетитная фигура, нежная белая кожа, милое полудетское лицо с пухлыми губами и чудесными серыми глазами. Однако самым необычным (будь в дочери Михая поболе огонька, это свело бы с ума многих) были роскошные волосы, отливающие всеми оттенками от серебристого до золотисто-рыжего. Разноцветные солнечные локоны, признак «смешанной» в стародавние времена людской и эльфийской крови, были заплетены в две толстенные косы, которые тарскийка не удосужилась перевить хотя бы ниткой жемчуга.
Герика застенчиво улыбнулась принцу, потом, заметив Рене и Романа, осеклась, пролепетала что-то вроде того, что уходит, поставила, почти уронила на стол корзиночку с какими-то травками и выскочила прочь, неловко зацепив дверной косяк. Рене улыбнулся и вышел вслед за тарской наследницей, оставив либра наедине с больным.
— Как я могу идти в этом платье? Ты думаешь, что говоришь? — Марита возмущенно уставилась на свою племянницу.
— Глупости! Мы просто поглядим из сада, и ты покажешь мне своего рыцаря.
— А если меня увидят…
— Никто не увидит. Ну, нельзя же быть такой трусихой. Дедушка знает, что ты у нас. Он, конечно, отца не любит, но ссориться с ним не станет. А хочешь, я попрошу Стефана, чтобы он пригласил тебя на прием? Он позволит, он очень хороший, только больной. Но мы с отцом его ужасно любим. Если Стефан скажет, тебе найдут платье. Я бы отдала тебе свое, с незабудками, но оно короткое.
— Успокойся, Белочка. Я только хочу посмотреть. Я знаю, что там могут быть только дворяне, да и сопровождать меня некому…
— Как это некому, а мой отец? Знаешь, если Стефан попросит Герику, она ему отдаст любое платье. Правда, она толще тебя, и волосы у нее светлые, но у меня есть очень хороший пояс.
— Белочка, милая, это неприлично.
— Ну и дура! Смотри тогда на твоего рыцаря в окно, а он в это время в кого-нибудь влюбится.
Герцог Рьего галантно довел Герику до ее покоев и раскланялся, выразив надежду на скорую встречу на приеме. Девушка робко кивнула и поспешила скрыться за дверью. Рьего задумчиво погладил золотой браслет на руке и пошел прочь. Встреча с дочерью Михая напрочь выбила его из колеи. Не то чтобы девушка не понравилась адмиралу, скорее наоборот. Герика внешне ничем не напоминала своего неприятного отца, а ее фигуре и волосам позавидовала бы любая красавица. Дело было в другом — они рука об руку прошли через весь замок, и за это время Герика не сказала ни одного слова, только виновато улыбалась.
Когда-то много лет назад капитан Счастливчик Рене выиграл в карты у купца из Эр-Атева узкоглазого мальчишку, который на поверку оказался пятнадцатилетней девочкой. Потом Ирия составила счастье одного из помощников Рене, научилась звонко смеяться и заигрывать с мужчинами, но когда он ее увидел впервые, на смуглом личике была такая же ничего не выражающая улыбка, а в глазах тот же ужас, что и у наследницы Тарски. Если до сего момента Рене только подозревал, что Михай Годой человек страшный, то теперь сомнения исчезли. Довести до состояния забитого животного собственную дочь мог только мерзавец. Знать бы еще, имеет ли этот мерзавец какое-то отношение к тому, что произошло в Ласковой пуще и другим странным событиям, вести о которых стали приходить в Эланд.
— Мне кажется, ты нашел не лучшее место для размышлений, — скрипучее ворчанье вывело Арроя из задумчивости, и тот не сразу сообразил, что с ним заговорил Жан-Флорентин. Философский жаб честно молчал весь день, но, похоже, его терпение иссякло. Впрочем, Рене был рад любому поводу отвлечься от мыслей о Михае.
— Как тебе нравится Высокий Замок?
— Это очень древнее место. Мне кажется, чем быстрее ты отсюда уедешь, тем будет лучше.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что тебя пытались отравить. О люди, зловещие порождения крокодилов…
— Погоди, ты меня не путай. Кто, когда и почему крокодилы?
— Крокодилы ни при чем. Они не виноваты. Просто так говорится. Яд был в вине, что стояло в твоей спальне, а кто его принес, я не знаю.
— Весело. Но как ты сумел…
— О, есть многое, друг Рене, что тебе и не снилось. Я не хотел отвлекать вас по пустякам, тем более что яд был плохонький. Я думаю, мы скоро все узнаем… Своевременно или несколько позже. Тайное всегда становится явным, но, похоже, сюда идут.
Действительно, из-за поворота показалась высокая ладная фигура.
— Шандер? Я полагал, ты уже в большом зале.
— Монсигнор, я ждал вас.
— Я догадался.
— Я не хотел бы, чтобы вы ходили по Высокому Замку в одиночку. У нас многое изменилось.
— Как я понимаю, не к лучшему. Но я не думаю, что меня станут убивать прямо в день моего приезда. Или ты полагаешь, чем скорее, тем лучше…
— Вы шутите, монсигнор.
— Нет, я не шучу… Но меня никто не убьет. Не сможет. По крайней мере, не сейчас. А вот ты, Шани… Стефан очень привязан к тебе и к Белинде. Я думаю, девочке будет хорошо в Эланде…
— Монсигнор…
— Я почти двадцать лет был монсигнором, но сейчас, похоже, мне придется вновь стать маринером. Хотя бы наполовину.
— Но… Зачем вам нужно, чтобы Бельчонок уехала с вами?
— Сам не знаю. Просто в голову пришло. Мне вдруг показалось, что так будет лучше. Если ты всерьез решил меня сопровождать, то я иду к себе. Негоже «монсигнору» появляться на Великом Приеме в дорожном платье. И все-таки подумай. Белинде будет интересно увидеть море.
— Я подумаю…
— Это правда?! Вы уверены? — Стефан не сводил с Романа горящего взгляда.