— Там, где рано или поздно оказываются все они. Эта же не поддавалась Зову Покоя, но и возвращаться не хотела.
— Куда?
— А вот это никогда не узнаешь даже ты, о Жаждущий Познать Все Сущее. Главное, она даже на Пороге сохранила способность сострадать…
— Лучше бы она сохранила способность думать!
— Я не исключаю и этого, брат…
Часть первая
Время нарциссов
Вот и сошлись дороги
Глава 1
— Как она?
— Молчит, дядечку.
— Я тебе не дядечка, а господин войт![7] Понятно, бестолочь?
— Понятно, — долговязый парень с трогательным курносым носом безнадежно глядел на черноусого здоровяка с медной цепью войта на бычьей шее. — Тольки, проше дана[8] войта, она все одно молчит…
— Но хоть поела?
— Да кто ж ее знает. Може, и поела, но что огня не разводила, то точно. Она все в углу сидит, я смотрел…
— Давно?
— Как Бодька череду пригнал, так и смотрел…
— С ним вместе небось таращились! Любопытно им, видишь ли. У людей беда, а им любопытно… Ну, отпирай, сам гляну. — И господин войт решительно вступил в низенькие сенцы, крепко пахнущие сушеными травами. — Фу ты, Проклятый[9] тебя побери! — под ноги с мявом бросилась пестрая кошка, шустро юркнув в открытую дверь. Хоть войт и знал, что никакая это не нечисть, а родимая дочерь его собственного рыжего Брыся, под сердцем нехорошо засосало. Рыгор Зимный, бессменный войт Белого Моста, был мужиком смелым, не боявшимся ни бешеных собак, ни разъяренных быков, но колдовства не понимал, а потому опасался, хоть и признавал, что без хорошей ведуньи в селе не обойтись.
Что бы там ни говорили крючкотворы из городского магистрата и его илюстриссима[10] господин барон Кузерг, не станешь же кликать из города печатного[11] волшебника всякий раз, как припечет живность подлечить, роды принять, або снять порчу! Дорого берут печатники, ох дорого, да и муторно с ними дело иметь. Потому-то и привечали селяне ворожей да знахарей, а власти, покуда все шло тихо-мирно, на это беззаконие закрывали глаза. Зато коли по милости неучтенных ведьм случалось какое лихо, расплачивались за него всем миром — почему не донесли да почему пользовались запретными чародействами… Кончалось все, разумеется, поборами.
Впрочем, нынче войт Рыгор о судебных исполнителях думал почти с нежностью. Ну, вывезли бы зерно, угнали скотину. Дело наживное, а вот как сгонят с насиженных мест, перепашут землю, на которой стояло село, да засеют ее волчцами, которые, всем известно, дурное из земли пять годов вытягивают… Рыгор не любил лгать ни себе, ни другим — дело шло именно к этому. Выкрутиться можно было лишь одним способом — самим судить и покарать ведьму-убийцу, а затем доложить барону: «Так, мол, и так, ясновельможный. Виноваты были, да исправились. Ведьму утопили, гнездо ее поганое выжгли, вот церковная доля, вот то, что магистрату причитается, а вот и ваша, господине. Вы уж нас, дураков окаянных, простите, мы люди темные. Вот вам масло, вот вам телятки, а вы уж за нас, горемычных, перед синяками[12] заступитесь. Ведьму мы сами изничтожили, а его илюстриссиму бару[13] Кузингу мы, хоть и вольные, отработаем».
Да, это был шанс, и притом единственный, но использовать его войту не хотелось до кома в горле. Был Рыгор Зимный человеком справедливым и в невиновности маленькой деревенской колдуньи не сомневался. Так же, впрочем, как и в том, что, скажи он об этом синякам, ему ни за что не поверят. Просто не захотят. Куда как проще списать все, что случилось прошлой ночью в соседней селу Ласковой пуще, на ведьмины происки, да еще и нажиться на этом. Белый Мост — село богатое, стоит у самого тракта. Коли Мост сроют, следящий за Старой Таянской дорогой Розевский магистрат по закону построит постоялый двор и немало с того наживется, а ежли строить придется на баронских землях, то и бар Кузерг внакладе не останется. Беломостцам же или всем миром к барону в кабалу, или в Таяну на Вольные земли, к чудищам под бок. Нет, нельзя такого допустить, а значит… Дело его такое, назвал себя конем, полезай в хомут…
Войт трошки постоял в пропахших сушеными травами сенцах, собрался с силами и вошел в чистенькую залку.[14] Окна выходили на закат, и порыжевшее вечернее солнце заливало обиталище — колдуньи ярким светом. Пол у Лупе, как всегда, был застелен вчерашней полынью, нехитрый скарб аккуратно расставлен на прибитых к стенкам (Зенек небось постарался) деревянных досках, а в плетеной ивовой клетке прыгала однокрылая птаха, спасенная от неминучей смерти в кошачьих когтях. Рыгор совершенно не к месту вспомнил, что Лупе как-то помирила калеку-малиновку со своей кошкой, теперь же он, войт Зимный, если хочет спасти Белый Мост, должен утопить ведьмачку за душегубство. Стало вовсе муторно, но он все же заставил себя глянуть в угол, где, забравшись с ногами на лежанку, сидела ведунья Лупе. Лупе, пришедшая в Белый Мост шесть лет назад, Лупе, спасшая не одну жизнь, в том числе и его, Рыгора, дочку, покусанную бешеной лисицей.
— Лупе, эй, ты меня слышишь?
Скорчившаяся фигурка не шевельнулась.
— Лупе, послушай. Ты… Ты поела?
Нет ответа. Войт пересек залку, тяжко ступая по вянущей траве, опустился на цветастую перинку.
— Лупе, да что с тобой? — Женщина молчала. Рыгор понял, что его не слышат. Широко расставленные зеленые с золотистыми крапинками глаза смотрели сквозь войта куда-то в стену, на бледном треугольном личике застыло выражение ужаса и удивления, руки судорожно сжимали какие-то увядшие травки. Лупе напоминала пойманного бельчонка.
Войт осторожно коснулся мягких пепельных волос, но ведунья не почувствовала, и вот тут-то Рыгору стало по-настоящему страшно. Знаменитый на всю округу храбрец и весельчак опрометью выскочил из залки. Только оказавшись за дверью, он смог напустить на себя приличествующий войту в трудных случаях важный вид, что, впрочем, не провело белобрысого охранника:
2
4
6
8
9
10
11
12