Роман не удивился, когда в дверь кто-то поскребся, он ждал чего-то подобного. По всему выходило, что или войт, или Красотка Гвенда должны его проведать, но на пороге молча стоял долговязый паренек лет шестнадцати. Роман припомнил, что видел его днем, — парнишка, видать, был родичем хозяйки и таскал ей воду. Внизу послышалось характерное звяканье — фискал задел своим снаряжением о какой-то угол. Бард втащил гостя в комнату и закрыл дверь.
— Как тебя зовут?
— Зенек, проше дана, я племянник даны Гвенды.
— Я так и думал. Ты хотел со мной поговорить. О чем?
— О Лупе. Она не виновата, и мы никто не виноваты, это, проше дана, або волк, або еще кто. А она Панку пальцем не тронула, та сама была дура.
— Погоди, кто такие Лупе, Панка, при чем тут волк, кто в чем виноват, говори по порядку.
— Так я ж и говорю, эта светлой памяти стерва сама во всем виновата. А Лупе, она добрая, она даже кошки не обидит, не то что человека. Та сама…
— Остановись, Зенек. Я никогда не был у вас и ничего не пойму. Кто такая Лупе?
— Знахарка.
— Откуда она взялась?
— Пришла.
— Давно? Да не заставляй из тебя клещами слова тянуть. Я ж не синяк. Говори смело что знаешь. Какая она, эта твоя Лупе, где раньше жила, как к вам попала?
— Красивая она, худая только. Совсем не как наши, а вроде как из ясновельможных. Я малым еще был, она у тетки остановилась, а тут Катре рожать, у Катри до этого двое мертвых родилось, и свекруха ейная говорит, или помирай, или чтоб сын был…
— Значит, Лупе помогла Катре, потом кому-то еще, потом еще, а потом у вас осталась?
— А откуда дан знает? — изумленно выдохнул Зенек.
— Все на свете повторимо. Но про что это болтали синяки?
— Ночью якась зверюга на мелкие шматочки разодрала тую кляту Панку.
— Что за Панка?
— Та Аглая, дочка Цильки, Цилины то есть. Ну, тощей такой, кричит еще на всех.
— Видел таких, и что Цилина?
— Та ее брат Гонза их и приволок.
— Тот мелкий, на крысу похож?
— Вот-вот, на крысу. То он помоганец эконома у его ясновельможности барона Кузинга. Так Цилина сбегала до братца, а той сгоняв до города та привел синяков.
— А Лупе тут при чем?
— Так они ж Лупе ненавидят, Панка с Цилиной всем кричала, что то Лупе Панку спортила, что никто с парней на нее и через порог смотреть не хотел.
— А она спортила?
— Да чего ее портить, она уродилась такой, и маманька ее такая ж была, когда б не деньги, то Тодор никогда б на ней не женился, а Панка еще худьша за мамашу.
— Значит, Панку кто-то убил, а свалили на Лупе?
— Не просто убили, на шматочки разорвали. А Лупе ей вчера ввечеру и скажи, чтоб та в пущу не ходила, а то, мол, плохо будет.
— Какая пуща?
— Ласкава пуща. Это за Белым Мостом. Мы туда все ходим, особливо молодые на ночь.
— И Панка туда собралась с кем-то?
— С одним из Замостья, хилый такой…
— А он вернулся?
— Та откуда ж нам знать? А вот Панку вранци нашли. Я зверей, что здесь живут, добре знаю. Никто, особливо весной, такого б не сотворил.
— А люди?
— Люди тоже так не смогут, то чудище какое-то.
— А ты говорил, волк… И тебе еще ведьму жалко?
— Да не виновата она. И мы все не виноваты. А теперь через ту Панку и ее семью змеиную нас всех разогнать могут, а то в крепостные, если не признаем, что то по злобе Лупе наколдовала…
— Помолчи…
Роман задумался. Парнишка покорно заткнулся, вжавшись в стену, только голубые глаза безотрывно следили за либром. А паренек очень даже славный. И не по-крестьянски шустрый, из него выйдет толк. Только больно уж курносый, ну да ладно, чуток магии, и все в порядке будет. Нет, славный парень, надо же, не боится — то ли любовь свою первую защищает, то ли за справедливость борется. И то и другое почетно, а среди людей, да еще крестьянского сословия, редкость. Зенек стоит того, чтоб его приручить. Но что ж это за нечисть тут завелась?
Что бы ни говорили умники из Академии,[32] призвать демона-убийцу очень-очень сложно, а для деревенской колдуньи и вовсе немыслимо. Если только Лупе деревенская колдунья, а не одна из Преступивших,[33] которые нет-нет да попадаются на земных тропах, вопреки старанию всех синяков подлунного мира.
Да, но поймать Преступившую не по силам испуганным сельчанам и раскормленным фискальным стражникам. Может, она сама хочет попасть в лапы синяков? Тогда его долг досмотреть представление до конца. Если же Лупе просто знахарка, придется разобраться со шляющимся по окрестным лесам людоедом. Куда ни кинь, везде клин, а эландцы ждать не будут.
Конечно, Топаз не подведет, если нужно, он догонит герцога на таянской границе, но «случайностью» это уже не представишь. Дорога тут одна, а по заболоченным лесам и горным тропам вперед не забежать. Положеньице…
— Положеньице, — вслух повторил Роман, и Зенек тут же встрепенулся:
— Проше пана либра, вы поможете Лупе, а я…
— Что «ты»?
— Я могу к вам за это слугой забесплатно, ряд[34] подпишу на десять лет…
— Да на что мне слуга, без него спокойнее. Ладно, что-нибудь придумаем.
Но думать им не дали. В дверь опять постучали, на сей раз настойчиво. Роман понял, что синяки решили не дать некстати взявшемуся либру вмешаться в их дела. Они будут вежливы, но одного его не оставят до тех пор, пока судьба колдуньи не будет решена. Если он захочет уехать, удерживать не станут, но наверняка навяжут пяток провожатых. Отвязаться от них не штука, но это значит раскрыть себя, не говоря уж о том, что оплошавшие стражники наверняка наплетут невесть чего, лишь бы выгородить себя в глазах начальства. Шум же в планы Романа сейчас никаким боком не вписывался. Стук повторился, и Роман раздраженно крикнул:
— Не заперто.
Синяки явились в полном составе, не забыв прихватить мышевидного Гонзу. Роман, не глядя на поздних визитеров, с пренебрежением, которому позавидовал бы самый гоноровый нобиль, кинул оторопевшему Зенеку:
— И чтобы было готово к утру. А теперь убирайся. И не вздумай подслушивать… ПОД ДВЕРЬЮ.
— Прошу дана либра, не стоит беспокоиться. В коридоре дежурит стражник, — заметил высокий синяк и, обернувшись к Зенеку, рявкнул противным начальственным голосом: — Пшел вон!
32
33
34