Новое, вероятно, готовилось к концу, а пока тривиально приоткрылся занавес и с такой же тривиальной трибуны Первый, открывший заседание, обстоятельно представил залу членов бюро, приглашённых гостей и ветеранов. Далее он пожелал всем творческой работы, объявил, что впервые, учитывая пожелания трудящихся, заседание состоится открытым и без заранее заготовленных штампов, по обсуждаемым вопросам может, не записываясь, выступить каждый. Электорат заметно оживился, а Ковшов даже принялся настраивать свой портативный магнитофон, смутив рядом сидящего Шундучкова, тут же накинувшего свою лапу на аппарат:
— Спрячь!
— Ты чего испугался, открытое же заседание? Вдруг что дельное прозвучит.
— Спрячь от греха подальше! — просопел тот, отводя глаза.
— Не понял, — попытался возразить Данила и сымпровизировал: — Иван по примеру Бориса обожает голос народа пуще волейбола и свердловского мёда.
— Кончай бузить!
Сказанное было принято к сведению, и всё заладилось до поры до времени.
Первый опрокинул в аудиторию несколько модных тезисов о том, что сначала надо на́чать, потом ускорить и, наконец, перестраивать, и, завершая, объявил:
— Поговорим запросто на тему о том, как мы живём…
Станиславский одобрил бы паузу, выдержанную далее, и Первый многозначительно завершил:
— И что надо делать, чтобы жить лучше.
Первые ряды, занимаемые секретарями «первичек», хозяйственниками и ветеранами партии, бодро захлопали, но в задних рядах кто-то из предпринимателей лихо засвистел, прячась за спину соседа, однако тут же, заглушая всех, грянул бравурный марш, и лишь он смолк, не давая опомниться, Первый, не думая покидать трибуны, совершенно случайно, как он выразился, вспомнил, что утром он и члены бюро прогулялись по берегу красавицы Волги, заглянув на ведущие судоремонтные и судостроительные гиганты, рыбзаводы и рыбохозяйственные базы. Вернее, тут же поправился он, туда, что от них осталось. И не поверил собственным глазам — пароксизм системы! Удар ножом в сердце областной экономики! Застой и разруха вместо перестройки!
Для электората это не было новостью, но первые ряды послушно и возмущённо застучали штиблетами по полу, требуя наказать виновных, отчаянная голова в задних рядах тут же отыгралась свистом. Пользуясь суматохой, на сцену взобрались две натренированные старушки, наперебой затараторившие об ужасах затопления уникального природного санатория сбросами химического монстра.
— И это ещё не всё, что нам досталось в наследство! — авторитетно заверил зал Первый, и он не ошибся, сцену прочно заняла новая личность.
Чудак так ужасно выглядел, что на него взирали, как на туземца с Панамы. Тощ. С впалыми глазами и щеками, наполовину беззуб и, похоже, давно ничего не держал во рту. Со зловещей медлительностью он вытащил из-за пазухи ссохшуюся и местами зеленоватую буханку хлеба и, размахивая ею над головой, дико взвизгнул:
— Вот чем кормят российский народ!
Зал ахнул.
Незнакомец же подбежал к трибуне и шарахнул по ней буханкой так, что та разлетелась на куски, а оратор, видимо, запамятовавший сценарий, пригнув голову, едва успел спрятаться.
— Шундучков! — заорал он, шаря по залу в поисках завотделом, но это оказалось лишним: трое молодцов в тёмных костюмах уже волокли упирающегося полоумного со сцены.
— Хлеб! — буйствовал тот в их руках. — Теперь он сродни чугуну! Вот что жрёт трудовой класс! Позор!
Вскочивший с места Шундучков, растолкав повскакавших с мест зевак, мигом вырос перед Первым.
— Какого чёрта?! — не сдерживаясь, выругался тот, отталкивая завотделом, пытавшегося привести в порядок запачканный пиджак начальника. — Это безобразие!.. Кто допустил?.. Гоните скотину вон!..
На сцену вбежал Сербицкий, и генеральский мундир враз покончил с сумятицей, а Первый взгромоздился на прежнее место.
— Я оскорблён!.. — начал он мертвенным тоном, когда зал стих. — Я оскорблён не меньше вашего. Кормить народ такими отбросами — это тягчайшее преступление.
По мере продолжения голос его креп и мужал, становясь с каждым словом свинцовее:
— Кто мог такое позволить в наше время? Прокурор!..
Пролети муха, её бы услышал каждый — так замер зал.
— Присутствует прокурор на заседании? — Крик Первого сорвался на фальцет.
Шундучков подтолкнул Ковшова. Данила поднялся.
— Ковшов, — представился он, — исполняющий обязанности прокурора области по случаю нахождения Галицкого в командировке.
— Так, так… — задумался Первый ненадолго и обратился к электорату: — За такой хлеб следует отвечать?