— Дай угадаю источник твоей проблемы. Люцифер.
Брат Уильяма. Худший из худших. Убийца невинных и отец лжи. Гордость и жадность — самые опасные грехи этого мира и любого другого, толкавшие его на подлые поступки. Его душа настолько черна, что представляла собой пропасть. Настоящий Бермудский треугольник, где исчезает счастье, никогда не увиденное и не услышанное вновь.
День, когда Гадес усыновил его, стал днем, когда его жизнь — жизнь, выкованная в сточных канавах бесчеловечности — по-настоящему повернулась к худшему. Но он сделал это из-за собственной гордости и жадности. Потому что хотел семью. Сыновей, которые встанут рядом с ним против любой угрозы. Вместо этого он помог создать новую угрозу.
— Он объявил мне войну.
— Ну, это не в первый раз, — напомнил ему Уильям.
— Знаю. Но в этот раз, мы будем биться до смерти.
— И что? Убей его и покончи с этим.
Между братьями не было любви, и на то были веские причины. Люцифер часто пытал некогда уязвимого Уильяма, только чтобы посмеяться.
— Есть… сложности.
Только Утренняя Звезда может его убить, но она заперта в ящике Пандоры, а у Гадеса его не было. Он даже не представлял, где его искать. Каждый раз, находя его, ящик каким-то образом перемещался на новое место.
— Кроме того, я только заполучил женщину, которой восхищался, — добавил Гадес ворчливо. Красивую, умную, кровожадную женщину. Такая редкость в эти дни, когда так многие считали, что заслужили медаль только за то, что появились, и все кричали о своей чрезмерной чувствительности.
Талия никогда не кричала. По факту, она всегда бросала ему вызов.
— Уверен, у тебя есть женщина в резерве, — сказал Уильям.
Верно.
— Мне пришлось расстаться с новенькой, прежде чем я по-настоящему этого захотел.
В прошлых войнах его женщин использовали против него. Либо их похищали и пытали ради информации, убивали, только чтобы причинить ему боль, или платили за предательство.
Ему лучше одному.
Уильям поджал губы.
— Какая жалость. Мое сердце истекает кровью из-за такой нелепости. Я плачу из-за твоей боли, бла, бла, бла. Когда придет время, ты найдешь новую женщину.
Гадес насмешливо приподнял одну бровь.
— Это я слышу от мужчины, который ждал человека… как ее зовет? Хилбиллиан… нет. Силлиан… нет, нет. Джиллиан. — Когда Уильям втянул воздух, Гадес кивнул. — Да. Это она. Ты ждал — и пускал слюни — когда ей исполнится восемнадцать, чтобы на нее накинуться.
Его прозрачные глаза сузились до крошечных щелок, а черные ресницы почти слились.
— Это другое.
— В чем же?
— Она моя. — Уильям ударил себя в грудь кулаком. — Моя.
— И все же ты не удержал маленького Уилли в штанах.
— Большого Уилли, спасибо большое.
— Итак, что это говорит о тебе? — настаивал Гадес.
— Что я мужчина с исключительными потребностями.
— Или что ты можешь, и это факт, жить без нее.
Движимый яростью — яростью так похожей на его собственную — Уильям вскочил на ноги и сжал кулаки.
— И это ты мне говоришь, старик. Ты никогда никого не ждал. У тебя даже есть гарем!
Гарем. Верно. Он потер подбородок. Возможно, ему стоит освободить женщин, которых собирал на протяжении веков. Они охотно согласились на активную деятельность в его постели, готовые делать все, что он захочет и когда захочет, и он принимал только тех работников, которых легко мог уволить, но не хотел бы видеть одного из них или всех под прицелом.
С другой стороны ему нужно куда-то сливать свою страсть. Чем меньше у него секса, тем больше ярости в нем будет бушевать, а такие войны могут длиться десятилетия, даже столетия.
Ну. Нужно же приносить жертвы. Он оставит гарем.
«Я такой жертвенный».
— Я здесь не для того, чтобы сплетничать о наших романтических отношениях, — заявил Уильям, прерывая ход его мыслей. — А чтобы обсудить Бадена.
Баден. Бывший хранитель демона Недоверия. Бывший, потому что ему отрубили голову, и его дух оказался в другой реальности. Но Гадес дал ему пару змеиных наручей, сделав его тело вновь осязаемым… и, без ведома Бадена, также сделали Гадеса его хозяином.
Потерял любовницу, обрел солдата. Ну. Жизнь не так плоха, как он считал.
Он отполировал ногти о свое плечо.
— Я его оставляю. Конец обсуждению.
— Он меняется, — сказал Уильям. — И не к лучшему.
— И, — ответил он, издеваясь над сыном за раннее снятие его проблем.
Белые зубы мелькнули при оскале.
— Либо освободи его, пока не поздно, либо используй. Только сделай с ним что-нибудь!