И, ладно, ого. По-видимому, не думая о сексе, не пытаясь заняться сексом и вообще не занимаясь сексом, Тор оставлял себе кучу свободного времени.
И даже если это не она… правда, правда не может быть она… Торин не мог остановиться и не представлять ее в одежде наложницы. Сверкающий бюстгальтер. Конечно же, голубой, в пару к штанишкам из органзы. Без трусиков.
Торин представил, как толкает ее на колени и требует заглотить каждый пульсирующий дюйм его плоти.
В конце концов, у нее есть эта склонность к глотанию.
Она с легкостью ему повинуется… не может прожить больше ни секунды, не испробовав его вкуса… открывает ротик и глубоко вбирает его в себя. На всю длину, пока не добирается до самого основания. Кили стонет от восторга, и звук, вибрируя вдоль плоти, увеличивает его наслаждение.
Да. Так. Именно этого он и хотел.
Торину пришлось сжать зубы от великолепия ощущений, что проносились сквозь него. Тоска по тому, чего у него никогда не будет… и чего желать не стоит. Жар. Ускоренное сердцебиение.
Хватит. Прекрати!
Неужели Мари нечему его не научила?
А Камео? Она никогда прямо не говорила о том, что ей не нравится их договорённость, но Торин чувствовал её эмоции — словно ещё одну сущность в комнате. У Камео были потребности. Она хотела, чтобы любовник к ней прикасался. Ласкал и гладил. Разминал. Утешал. Сжимал и мял… заполнял. Потребности, которые он не мог удовлетворить.
Его предназначение — извечно разочаровывать.
Кроме того, эта женщина собиралась его убить. А если не самого Торина — то его друзей. За преступление, которого он не совершал. Это не было простым недоразумением, которое можно разрешить сердечным разговором.
Кили развела руки в стороны, мол, посмотрите, какая я клёвая.
— Я сделаю тебе одолжение и позволю выбрать, как всё произойдёт. Что предпочитаешь? Чтобы я вырвала твои руки, или заставила собственноручно вытащить все органы?
Каким-то образом, она казалась ещё спокойнее, а пламя её ненависти — ещё жарче.
— И как ты собираешься проделать либо одно, либо другое, если не можешь ко мне прикоснуться?
— Зачем рассказывать, — ответила она, — если я могу показать. Внимание спойлер: мой следующий трюк пнёт по яйцам предыдущий.
— Пнёт по яйцам? — если бы не убийственная ярость, то Кили была бы идеальной женщиной. — Настоящая королева не выражается подобным образом.
— Эта — выражается.
Через мгновение земля ушла у него из-под ног. Нет, не так. Не ушла. Торина подбросило, и он завис в воздухе. Его руки растягивало в стороны всё сильнее… и сильнее… пока не вывернулись плечевые суставы.
Кожа начала рваться, везде отзываясь острой болью. В любой момент он мог потерять обе руки.
Но что самое извращённое во всём этом? Торину нравилось давление. Он упивался им.
— Как ты это делаешь? — спросил он, тяжело дыша.
Она послала ему воздушный поцелуй.
Жесть. Прелюдия для воинов.
Я больной на всю голову. Ха-ха.
— Сейчас, — ответила Кили, — ты испытываешь крайнюю степень беспомощности. Ту же беспомощность, которую должно быть чувствовала Мари, пока лихорадка грабила и расхищала ее иммунную систему.
Забудь о давлении. Торина душила вина.
Подбородок Кили задрожал.
— Она плакала из-за тебя воин. Клянусь тебе, иногда я все еще слышу ее рыдания.
Торин плотно зажмурил глаза.
— Тогда, сделай это. Прикончи меня. — Он это заслужил. Кили будет удовлетворена, а его друзья спасутся от ее гнева.
— Так скоро? — спросила она. — Нет. Мы только начали.
Давление немного ослабло.
— Давай! — крикнул Торин, когда зажили его раны. — Чего же ты ждешь? Больше такого шанса у тебя не будет.
— Вообще-то, у меня будет столько шансов, сколько мне захочется.
— Ты настолько уверена в своих способностях?
— Возможно, я настолько уверена в нехватке способностей у тебя.
Издевка обожгла так сильно, что Торин мог использовать немного алоэ вера, чтобы успокоить свою душу. Всегда на лавке запасных, никогда — в игре. Придав голосу беспечности, он сказал:
— Я был с тобой милым из-за твоей потери и всего остального…
— Это все твоя вина! — выплюнула Кили, снова увеличивая давление.
— …но моя доброжелательность официально закончилась.
Внезапно лесом пронесся звериный рев, прервав начало длинной, бессвязной речи, что не имела бы никакого смысла, кроме отсрочки, и дал Торину возможность придумать выход из ситуации.