— На отца? Руку посмел поднять на отца?!
— Ты мне не отец! — выкрикнул, словно плюнул в лицо, Мордан. В нём как будто пробудилась ярость берсерка: он бил, неумело, но бешено, стараясь сделать как можно больнее. Но сзади на него накинулись Лемме и Гемме, завернули за спину руки, обездвижили, и тогда Тефар стал его бить, смачно, с оттяжкой, то левой рукой, то правой — и по лицу, и под дых, и в пах.
— Так его, отец, так его, — приговаривала наблюдавшая за этим Стемора. — Чтоб знал!
Потом ночью Мордан лежал на чердаке и прислушивался к своему телу, на котором, наверное, не осталось ни одного живого места. Сознание его странным образом раздвоилось: тело с его болью было само по себе, а разум — сам по себе. Сначала он как будто со стороны наблюдал за ней, а потом она ему наскучила, и он стал обдумывать совсем другие вещи, никак с этой болью не связанные, и в процессе обдумывания как-то сам собой сложился план того, что делать и как дальше жить.
Когда за маленьким слуховым окошком ночная тьма начала набухать серым, Мордан, скрипя зубами от боли, приподнялся со своей кучи сена. Вдоль несущей балки у него были развешаны пучки трав, которые он насобирал вместе с Улрином. Он выбрал два — паслён и сине-лиловый колокольчик, сорвал и сунул за пазуху. Потом высунул голову в дыру в полу чердака, недолго послушал заливистый разноголосый храп, бесшумно спустился по лестнице и на цыпочках прокрался на кухню. Там он взял пестик и ступку, в которой Стемора обычно толкла мак для сладкого рулета, положил туда травы и растолок в мелкий однородный порошок. «Лучшее средство, коли в подполе злокрысы завелись», — прозвучал в голове как всегда спокойный голос Улрина. В очаге висел котелок, наполовину наполненный недоеденным вчерашним рагу из кролика. Мордан высыпал порошок в рагу, тщательно размешал всё поварёшкой, а поварёшку вытер полотенцем и положил, как лежала — на крышку котелка. Затем всё так же бесшумно он прошёл в кладовую и набрал там немало вещей: охотничий нож Тефара, его тёплый шерстяной плащ, заплечную котомку. В котомку легли копчёный козий окорок, добрый мешок сухарей, круг эйдарского сыра, пара бутылок эля. Всё так же тихо он обулся в новые сапоги одного из братьев и вышел, в последний раз затворив за собой дверь.
Начинало светать, но на улицах ещё не было ни души. Проснувшиеся птицы пересвистывались в кронах деревьев, совсем недавно одевшихся в новенькие зелёные листочки. Мордан направился к одинокому старому дубу, росшему на окраине возле городской стены. Его корявые ветви оставались угрюмо-голыми. Там он сунул руку в дупло, пошарил и извлёк на свет скрученные в свиток бумажки. Свиток он бережно спрятал за пазухой. Глухими проулками он дошёл до торговой лавки, взошёл на крыльцо и остановился у запертой дубовой двери. Сердце гулко бухало в груди. Мордан достал заветные записи, развернул и нашёл нужную — «Отворение замков и запоров», а дальше следовало заклинание. Прочистив горло, он приложил ладонь к двери, как того требовала запись, и, слегка запинаясь, громким шёпотом прочитал заклинание. Ничего не произошло. Страх неприятным холодком прозмеился между лопаток. Неужели не работает? Она надавил ладонью на дверь сильнее и прочитал заклинание ещё раз. Всё осталось по-прежнему. В отчаянии он представил, как с той стороны двери тяжёлый внутренний засов медленно отъезжает в сторону, словно отодвигаемый невидимой рукой, и медленно и максимально чётко прочитал заклинание в третий раз. За дверью раздался гладкий шорох и глухой стук. Мордан надавил, дверь поддалась и открылась совершенно бесшумно на хорошо смазанных петлях. Затаив дыхание, он шагнул внутрь лавки.
Окованный сундук угрюмо смотрел из угла на незваного гостя. Мордан на цыпочках подошёл к нему и опустился на колени. Замок сундука поддался заклинанию только с пятого раза. Свёрток с бесценной книгой лежал на самом верху. Благоговейно, двумя руками Мордан взял его и нежно, как живого переложил в свою котомку. Плавно и беззвучно опустил крышку сундука. Он уже почти дошёл до входной двери, когда за спиной у него вдруг послышался скрип.
Мордан резко обернулся. На лестнице в одной рубахе стояла Эйра — простоволосая, босая, с заспанным удивлённым лицом.
— Мордан? А ты что здесь?…
Мордан сначала приложил палец к губам, а потом махнул, как бы подзывая Эйру к себе.
Эйра подошла поближе, присмотрелась к его одежде и опять спросила:
— Ты куда-то собрался? Далеко?
— Да, — отрывистым шёпотом ответил Мордан. — Я ухожу из Фолкрита. Навсегда.
— Куда? — удивилась Эйра.
— Куда-нибудь. Куда угодно, — сказал Мордан. Потом вдруг схватил Эйру за кисть и выдохнул: