— Когда ехать?
— Да хоть завтра. Лазутчики твои на рязанской стороне молчат?
— Да вроде нападения не предвидится.
— Вот и отлично, считай — договорились. Давай ещё по кубку осушим. Больно вино вкусное, редко бывает.
Выпили. Поговорили о погоде, о видах на урожай, о соседях зловредных — Твери, Рязани да Орде. Ну татары — понятное дело, разбоем живут. Ну чего соседям-князьям не хватает? Почему Тверь на Москву нападала да под руку ордынцев норовит отойти, союзницей её стать? Ведь русская кровь ближе татарской быть должна. Так и не нашли ответа.
А следующим утром воевода Серпуховской со свитой из пяти всадников уже скакал в Москву. Не был в ней дотоле Михаил.
Город поразил его своей многолюдностью и размерами. Не бывал в таких городах Михаил ранее. Один свежеотстроенный Кремль чего стоил.
Узнав дорогу, воевода сразу отправился в Разрядный приказ, что располагался внутри Кремля, недалеко от звонницы Ивана Великого. Вошёл через Боровицкие ворота, оставив ратников своих снаружи, перед стенами — с конями за стены не пускали.
В приказе зал большой, столов полно, где подьячие и писари над бумагами перьями скрипят.
— Боярин Серпуховской, воевода Михаил Андреевич Бренок, — представился он писарю за ближайшим столом. — Где мне дьяка Разрядного приказа сыскать?
— И тебе долгих лет, боярин. А чего его искать? Вон дверь в его палату.
Писарь указал на дверь вдалеке, в торце зала.
И пока Бренок шёл, ловил на себе удивлённые взгляды разрядных. Вроде и одет достойно, всё по чину. Может, только дородности не хватает.
Вошедши, поздоровался, представился полным чином.
Дьяк встал с деревянного кресла, вышел из-за стола, заваленного бумагами, приобнял Михаила.
— Рад видеть, боярин-воевода. Наслышан о тебе, в разрядах читал. Чем обязан?
— С воеводой Боброк-Волынским свидеться хочу. Нельзя ли помочь?
— Отчего же нельзя? Боброк по разряду — большой воевода, все рати Великого княжества Московского под ним ходят. Опосля великого князя Дмитрия Иоанновича — самый главный для воинства он и есть. Где живёт, знаешь?
— Кабы знал, добрался бы сам.
— Понятно. И города не знаешь?
— Откель? Я тут впервые.
— А до Серпухова где жил?
— В Брянске.
— Что-то бегут с Литвы бояре да холопы. Видно, Ягайло не по нраву пришёлся.
— И это тоже. Так как воеводу сыскать?
— Проводника сейчас дам. Григорий! — зычно крикнул дьяк.
Из-за стола выскочил и подбежал мужичок возраста неопределённого — можно было дать ему и двадцать пять, и сорок лет. Русые волосы, жиденькая бородёнка, глазами дьяка подобострастно ест.
— Вот он проводит. Боярин Бренок желает встретиться с большим воеводой Боброком. Проводишь, — веско сказал дьяк.
— Как угодно будет.
Писарь или подьячий — поди разберись — отвесил дьяку лёгкий поклон.
— Идём, боярин, здесь недалече.
Боброк и в самом деле жил недалеко. Писарь разрядный бежал почти, за ним на конях — боярин и воины.
Через два квартала остановились у дома каменного, богатого. Писарь заколотил рукой в дверь.
— Вот, привёл. Дом Дмитрия Михайловича и есть.
— Благодарствую.
Калитка распахнулась, и вышел привратник — не старый ещё мужик с культей вместо левой руки. Явно из бывших воинов, оставленных воеводой в своём доме.
— Чего надо? Чего стучим?
Он поднёс здоровенный кулачище к носу писаря.
— Дьяк Разрядного приказа велел боярина... э-э-э...
— Бренок Михаил Андреевич, воевода Серпуховской, — представился молодой боярин.
— К большому воеводе велел дьяк проводить. Поди боярину доложи!
Однорукий привратник захлопнул калитку. М-да, нравы у москвичей не такие, как в Серпухове. Будет хуже, если Боброк во встрече откажет. Это если и не прямое оскорбление, то унижение.
Время шло, и Бренок начал беспокоиться. О встрече он заранее не договаривался, и московский воевода мог быть занят другими делами — в бане мыться, к примеру.
Наконец громыхнула калитка, высунул голову однорукий.
— Однако, сейчас!
Скрипнул засов, распахнулись ворота.
Бренок спрыгнул с коня, завёл его во двор в поводу. Однорукий тут же принял поводья. Молодой воевода направился к крыльцу.
Ратники его тоже завели коней во двор. К ним тут же подбежали слуги.
Едва Михаил дошёл до средины двора, как распахнулись двухстворчатые резные двери, и вышел сам боярин с супругой. Воевода был одет в тяжёлую московскую шубу с рукавами едва ли не до колен, в высокой боярской бобровой шапке. Радушно глянув на гостя, он спустился по лестнице на пару ступенек. «Как равного встречает», — мелькнуло в голове у Михаила.