Сжав руками живот, девушка натурально взывала, и, не удержавшись, опустилась на колени перед окном, словно грешница перед алтарём. И на этот порыв, казалось, были израсходованы все силы, потому что Ровенна почувствовала, что внутри стремительно пустеет. Она действительно старалась мыслить здраво, рассуждать, убеждать себя. Аббадон, которая взяла себе имя османской султанши, улыбчивая женщина, которая с первого взгляда понравилась юной Сакамаки, которая была хорошей советницей, еще лучше подругой, с которой их связывало столько хорошее, и теперь все-та настойчиво ломилось в сознание вампирши — мертва. И не по случайности, не по глупости, не по вероломному убийству, а потом что Ему нужна была добровольная жертва, потому что Бейхан всегда любила Его больше, чем кого-либо, и Ровенна знала, что Аббадон посчитает за честь отдать свою жизнь ему. Слез уже не было, Ровенна внезапно поняла, что больше не чувствует боли. Лишь пустоту — тяжелую серую пустоту, давящую на сердце. Весь ее мир сузился до одной единственной мысли, что настойчиво крутилась в голове, как будто бившись о виски.
Мертва. Умерла. Мертва. — и разве это считалось с именем Бейхан?
Ровенна опирается на стену под подоконником. В открытое окно пролетают капли дождя, оставаясь на полу мокрыми слезами, которые недавно окропили его. Ровенна смотрит на них равнодушно, а потом ложится прямо здесь, на пол, придерживая рукой живот. Это же еще и ради них, верно? Ее дети не выживут в том мире, который готовит для нее Король Вампиров. Либо они бросают все силы, чтобы уничтожить противника, либо уничтожат их — исхода иного нет. Солнце боролось с холодной погодой, стараясь согреть всех, кого касалось, но проигрывало темным тучам, которые тяжелели от дождя каждую секунду. И один единственный бледный луч, лишь отразившись в опустошенных равнодушных глазах Ровенны, исчез, давая непогоде разыграться. Губы Сакамаки даже не дрогнули. Ей было все равно — день или ночь. Ничто не имело смысла.
Шатенка сама не заметила, как заснула, убаюканная шумом дождя и шорохом занавесок. Из выведенного на запястье слово Tempus исчезла последняя буква.
========== Тайны ==========
Рейджи раздраженно цокнул языком и поднял заснувшую девушку на руки. Ровенна слегка дернулась, но тут же снова успокоилась, глубоко вдыхая запах чая с бергамотом, который всегда принадлежал второму Сакамаки. Забавно, Ровенна ранее ожидала запах лекарств, спирта или чего-то подобного, но неожиданное открытие ее поразило. Чай с бергамотом. Бергамот – это растение семейства цитрусовых, оно очень похоже на лимон. Это прекрасное растение, несъедобное в целом, но с чаем сочетается прекрасно.
— Ей плохо? — спрашивает Назлы, когда Рейджи вызывает ее. Равнодушный взгляд скользит по спящей Ровенне, которая тяжело вздыхала во сне, словно продолжая рыдать. Рейджи хмурится, окидывая комнату сестры взглядом он не находит ничего, что могло бы подсказать ему правильный ответ, кроме открытого окна, но не собиралась ли Ровенна броситься с него?
— Вероятно потеряла сознание, в ее положение это не удивительно, — говорит вампир, и Тень послушно кивает. Своей покорностью она иногда раздражает вампира до зубного скрежета, и ему кажется, что это — простое лицемерие, но уж точно не верность. Не будь эта женщина так нужна Ровенне, ее тело давно бы разлагалось где-нибудь в лесу. — Скажи, когда проснется.
С Ровенной что-то с самого начала было не так, Рейджи чувствовал всей этой своей вампирской натурой. И дело было даже не в том, что девушка сразу его очаровала, что она за короткие сроки стала смыслом его существования и одновременно — самой страшной одержимостью; нет, причина была в другом. Этот постоянный ореол тайны вокруг нее, он привлекал Сакамаки ничуть не меньше, даже больше, но теперь это казалось неуместным. Ровенна должна была стать матерью его будущих детей, и очевидно, что Рейджи не допустил бы тайн от себя.
Рейджи вышел из комнаты и направился в своей кабинет. Теперь Ровенна беспокоила его куда больше. Он видел, что девушка не знает, как относиться к своей внезапной беременности, что она теряется, когда он спрашивает ее об этом, и каждый раз, когда они оказываются рядом с остальными братьями — когда Ро провожает их в школу или они вместе обедают — вампирша складывала руки на груди или запахивала кардиган на животе, словно стремясь защитить дочерей даже от взглядов. Единственный, с кем она вела себя более свободно, был Канато: он стал часто готовить ей какие-то простые десерты, но на каждую попытку прикоснуться к животу от кого-то, кроме самого Рейджи, девушка реагировала не очень хорошо. С одной стороны, такое доверительное отношение к нему льстило, но Рейджи все равно насторожился.
Что-то было не так.
Отношение Ровенны к нему изменилось. Если в начале это было больше похоже на стремление получить желанного парня, который ей понравился, но оставался равнодушен — причем, Рейджи чувствовал это, и ем тоже становилось забавно от попыток сестры обратить на себя внимание, как на женщину — то сейчас ситуация изменилась в корне. Страсть, которую Ро к нему питала, внезапно превратилась в тихую, всепоглощающую нежность, почти безграничную любовь. Ее взгляд — сиреневые глубокие глаза — смотрели ласково, так, будто они были знакомы многим дольше, словно она любила его дольше, чем он сам. Сакамаки понимал, что Ро чувствует к нему намного больше, чем сам он к ней. Рейджи не успел полюбить Ровенну настолько сильно, как на его уже любила его, и девушка, даже понимая, что на развитие чувств может уйти больше века, согласилась стать матерью его детей. И это Рейджи ценил.
В кабинете было привычно тепло, поддерживалась нужная температура для растений, что были здесь. Рейджи прошел через соединяющую с лично комнатой дверь и остановился, бездумно разглядывая стеллажи с книгами, не относящимся к химии и точным наукам: любивший порядок во всем, эстет разделял книги по их тематикам, поэтому в кабинете была сугубо научная, полезная в работе литература; все остальные книги — психология, философия, мировая классика находились в комнате вампира. И книги с родословной тоже были там.
Собственно, но поколениям семья Сакамаки не была большой — их отец, его жены, дядя Рихтер, отдельно была выделена Криста, как и супруга, и как двоюродная сестра, они сами и все. Было упомянуто, что Корделия является дочерью Короля демонов Барая, но вскоре статус Король вампиров и Демонов перешел к Карлхайнцу полностью, да и сама Корделия не занимала какое-то особое место — Карл использовал женщину с целью положить начало созданию новой расы. И эта часть всегда оставалась для Рейджи интересной: вампиров и демонов ставили на одну ступень, но в действительности все было немного по-другому. Рейджи знал, что когда-то, между его отцом и Королем демонов были партнерские отношения, они были союзниками, но Карлхайнц не был готов делить корону и союз распался. Что случилось потом — никто не точно сказать не мог, а если кто-то и знал, то вряд ли уже мог говорить. У вампиров были Короли Первой крови, Прародители, которых почти уже не осталось, у Демонов же была Семья Чистокровных, Перворожденные демоны.
Рейджи устало потер переносицу и убрал книгу с родословной Сакамаки на место. Он знал об этом, ему и братьям рассказывали еще в детстве о различиях между расами, поэтому никаких неожиданных открытий быть не могло, но почему он вспомнил об этом именно сейчас? Не из-за Аббадон ли, которая являлась одной из Перворожденных? Поэтому Карлхайнц пригласил ее и ее супруга? Чтобы заключить сделку или… мир?