Но в мире ведь полно притворщиков. Люди врут на сайтах знакомств в Интернете. Указывают не свой вес в водительских удостоверениях. Приезжают на встречи выпускников на взятых напрокат спортивных авто и рассказывают одноклассникам, что многого добились в жизни. Так что, может быть, и мама смогла бы притвориться, что она нормальная.
Мои глаза останавливаются на карманах ее платья. Большие карманы, без застежек и клапанов. В мое сердце стучится отчаяние, и поэтому я беззвучно выдвигаю один из ящиков шкафа и достаю оттуда кристалл — один из тех камней, которыми мама дорожит, которые, по ее мнению, могут вибрировать, обладают силой и целительными способностями. И кладу его ей в карман.
Я не особенно верю в такие вещи, но она-то верит. В этом ведь все дело, не так ли? В ее вере. Они определяют всю мою чертову жизнь — тени, в которые она верит.
Мне наконец удается увести маму из комнаты и усадить на стул в кухне. В затянутую сеткой дверь тянет вечерним октябрьским воздухом, от сквозняка русалки над столом покачиваются. Я закрываю стеклянную дверь, накладываю в тарелки исходящую паром запеканку.
— Нам нельзя долго сидеть, — говорит мама. — Мир остановится.
Вилка Дженни замирает на полпути.
— Наши ноги. Ноги всех людей, — говорит мама. — Когда мы шагаем, мы не только толкаем себя вперед, понимаете? Мы толкаем весь мир вокруг. Если все люди и звери вымрут, то Земля остановится. Именно мы двигаем мир, вращаем его. Ну как вы вращаете педали велосипеда, понимаете? Мы обязаны вращать Землю!
— Мам, — говорю я. — Давай поедим, а?
Мама вдруг подается вперед, смотрит на Дженни диким взглядом.
— Кто это? — шепчет она. — Ты ее видишь? А я вижу. Я могу ее потом нарисовать, если она останется реальной достаточно долгое время.
— Мам, — тихо говорю я. — Это Дженни. Ты же знаешь Дженни.
Дженни звучно сглатывает, это слышно даже через стол. Интересно, что труднее проглотить — мою маму или приготовленного мной тунца.
Дженни делает глубокий вдох, убирает непослушные волосы за уши, улыбается и — господи, я люблю ее в это мгновение — говорит:
— Пожалуйста, передайте мне соль. Грейс? Можете передать соль?
Мама поднимается из-за стола. Ее лицо светлеет, как будто на нее снизошло Откровение.
— Понимаете, если приложить достаточное усилие, можно изменить направление вращения. Подумайте. — Она встает посреди кухни. — Если я буду крутить Землю в противоположном направлении, как можно сильнее и как можно быстрее…
Она изо всех сил бежит на месте и визжит, как будто движется быстрее всего на Земле — быстрее пули, боли и страха.
Лицо Дженни искажается — она старается сдержать слезы. Подружка отчаянно борется с ними — так некоторые люди сражаются с раком. Но слезы все равно прорываются наружу.
— Мне нужна соль, — всхлипывает она. — Соль! — Она кричит это так громко, что я опасаюсь, что она травмировала себе голосовые связки.
Она вскакивает и бросает салфетку на стол, продолжая кричать — слов нет, просто крик, как будто за ней гонятся привидения.
Я хватаю солонку, которая преспокойно стоит у маминой тарелки. Но Дженни уже подхватила свою сумочку и сломя голову несется к двери.
Стой, стой, стой, стой, стой, проносится у меня в голове.
Подружка сбегает по ступеням на улицу, а я бегу за ней, как идиотка, с солонкой в руке:
— Вот, Дженни, вот твоя соль, возьми. Бери и можешь никогда-никогда не отдавать.
— Я больше не могу, — говорит Дженни. — Не могу находиться рядом с ней, понимаешь?
— Почему? Что случилось? Ты ведь всегда была за меня горой.
— Господи, Аура, потому что… потому что это слишком тяжело, ясно тебе? Я не могу больше с ней общаться. Сейчас не могу — на мне и так сейчас много всего…
— Много всего? — кричу я. — Да неужели? И чего именно? У Этана нос заложило? Ты же видишь, что с ней, помоги мне!
— Ты не знаешь, что у меня происходит! — кричит Дженни, слезы капают с подбородка. — Ты не знаешь всего.
— Я знаю, что ты дерьмовая подруга.
Дженни вытирает глаза и кивает.
— Ну тогда ты не будешь по мне сильно скучать, так ведь? — спрашивает она и вроде как поднимает руки, но они обессиленно падают и хлопают ее по бокам — какой безысходный звук. — Поеду к Эйсу, — говорит она.
Я стою на ступенях и от души надеюсь, что вид у меня бескомпромиссный и решительный. Дженни садится в свою развалюху. Когда она, тарахтя и скрежеща, скрывается за углом, я в ярости кричу и швыряю солонку на дорожку. В лунном свете соль блестит ярче осколков стекла.