Андрей давно перестал любить Аню в смысле влюбленности, хотя это чувство и могло повторно в нем вспыхнуть, как это бывает в молодые годы. Он любил ее в смысле любви. Этого было достаточно, чтобы пожертвовать ради Ани всем миром.
– Иван Налефтинович! – позвал Стопарин ученого, доставая из рюкзака пистолет.
Взволнованный Карпатов примчался с лаборатории. Ему сразу показалось, что Андрею нездоровится. Потом еще эти звуки блевоты, доносящиеся из туалета. Теперь темноборцу, наверное, нужна помощь.
Андрей выстрелил трижды, не произнося ни слова. Иван Налефтинович рухнул на пол, захлебываясь в собственной крови. Две пули пробили ему грудь, третья угодила в горло. Во рту ученого забулькала красная жидкость, пачкающая закрывающую лицо черную респираторную маску. Каждое из трех ранений было смертельным.
– Зачем? – успел просипеть ученый, прежде чем сдался в руки холодному дыханию смерти.
– Не хочу, чтобы Вы это видели, – ответил Андрей и дрожащей рукой нажал на красную кнопку вынутого из кармана пульта.
Поблагодарили бы, а не спрашивали «зачем», если бы знали, что произойдет дальше, господин ученый. Должно быть, умереть от пули не так болезненно, как превратиться в ядерный пепел.
Андрей достал из рюкзака Скрижали и установил их в отверстия, расположенные чуть выше бачка унитаза. Затем несколько раз нажал на нижнюю кнопку Лифта. Сел на пол и прильнул к унитазу. Вопль ледяного ужаса вырвался из его глотки.
Андрей направил пистолет на Олега и истратил на него все оставшиеся патроны. Пули прошли сквозь призрака, не оставив на нем ни царапины.
От безразличия, с которым Андрей воспринимал свои прошлые согрешения, не осталось никакого следа. На то были причины.
Стопарин мог снять с себя вину за многое, но не за это. Небесный Совет все равно выпустил бы ядерные ракеты по резервациям вампиров – настоящая у них Скрижаль или поддельная. Небесному Совету нужен был повод. Возвращение к жизни агрессивных ветеранов Эльфозных войн – байка, подтвержденная лишь словами сумасшедшего эльфийского генералиссимуса. Убитые в порту Гетеборга темноборцы – вынужденная мера. Их следовало убить, чтобы исключить возможность преследования.
Но сегодня был не тот случай. Ядерные ракеты летят на город Железнодорожный. Когда они приземлятся, Углонаклонная башня рухнет, ограничители миров отключатся, и радиоактивное облако вместе с расползающимися червями Карпатова двинется на Москву. Вина в этом целиком и полностью лежит на плечах Андрея.
Неужели Временное темноборческое правительство прислушается к единственному односложному сигналу, пришедшему из логова смертельно опасных гельминтов? Неужели им не потребуется уточнить ситуацию? Неужели они запустят ядерные ракеты из Москвы в Подмосковье, уничтожив самих себя? Если так, то Временное темноборческое правительство – худшие из глупцов.
Андрей надеялся, что его сигнал проигнорируют, но эти надежды были несбыточны. Джибли только и делал, что проверял, не пришел ли отклик с лабораторного комплекса. Он жаждал пустить в ход ракеты. Его ладони лежали подле пусковой установки, а Турий, упивающийся своей властью, потакал всем его желаниям. Обличник догадывался о последствиях изначально и пытался их минимизировать.
Минимизировать – не исключить. Потому что последствия нужны Джибли для того, чтобы поддержать себя в тонусе. А Джибли нужен Турию, чтобы тот мог, наслаждаясь дворцовым комфортом, оставаться в привычной роли правительственного шута.
Да, ему не нравится то, что он делает. Но разве многие из нас могут похвастаться тем, что им нравится их работа? День ядерного удара по Железнодорожному станет для Турия еще одним тяжелым рабочим днем, после которого он насладится теплым душем, смывая с себя кремлевскую грязь.
Вопли Андрея напоминали завывания пса, оскалившегося на луну. Он вглядывался в мертвые глаза Карпатова и хотел закрыть ему веки. Дело не в суевериях. Дело в страхе. Страхе и праведном осуждении, навеки отпечатавшихся в этих глазах.
Чем Вы думали, Иван Налефтинович, когда задавали координаты?
Скорее всего, Углонаклонной башни не было и в помине, когда Карпатов подстраховывал свои опасные исследования ядерными ракетами. А потом все забыли и о ракетах, и об ученом.
Но этого мало для его оправдания. Он оставил в ограничителях миров отверстия для ракет. Если бы их не было, Углонаклонная башня покоилась бы на своем месте, а у Андрея ничего бы не вышло. Как же Ответственность, Иван Налефтинович?