Выбрать главу

Андрей крикнул что-то невнятное, схватил со стола пистолет и, не прицеливаясь, выпустил в Енисея обойму. Три пули оставили дыры в деревянной тумбе, расположенной за спиной колдуна. Еще две достигли цели, угодив старику в живот и в плечо. Красная жидкость выплеснулась на пол, словно из перевернутой банки с томатом. Несмотря на фонтанирующую кровь, колдун продолжал корчиться.

Золото низкопробное. Небесный Совет выдает темноборцам оружие, способное убить Темное существо, только в случае необходимости, предупреждая таким образом случаи превышения темноборческих полномочий. Для самообороны такие пули сгодятся, а вот для убийства – навряд ли.

Енисей Григорьевич усыновил Андрея, когда тому исполнилось пять полных лет. Родных родителей Андрей не помнил и, будучи воспитанным колдуном, всецело ему доверял.

Идею о том, что колдуны опасны и подлежат полному истреблению, распространяли на всех уровнях темноборческого образования: от школ до высших учебных заведений. Колдуны – болезнь мира, чума, поражающая города. Колдунов следует убивать. Согласно постановлению № 84 Небесного Совета «все колдуны, как ныне живущие, так и вновь рождающиеся приговорены к смертной казни за преступления против разумных существ, человечества, человека и человечности, а также за наличие наследственной склонности к перечисленным преступлениям». Колдуны жгут разумных существ на кострах, рвут на части, вершат над ними темные обряды. Они не просто убивают. Они отправляют живых существ прямиком в Лоустэйр, к Хэйлу. Забирают души. И бла-бла-бла…

Разве мог Андрей верить во все эти постулаты, если он не видел в своей жизни другой отцовской любви, кроме как любви колдуна? Разве мог он не отвечать взаимностью и доверием любящему родителю? Енисей Григорьевич любил Андрея. Он делал все, что было в его силах, дабы обеспечить ребенку достойную жизнь. Кормил, поил и воспитывал. Разве этого мало, чтобы держать язык за зубами?

Андрей никогда никому не рассказывал про отца. Ему ни разу не приходило в голову исполнить свой темноборческий долг. Он думал, что Небесный Совет преследует свои интересы, истребляет колдунов лишь потому, что боится их. Именно так пояснял отец.

Колдуны обладают неизмеримой силой. Силой от Демиурга, а не от Хэйла. Есть те, кто использует силу во благо, есть те, кто во вред. Но существующая неопределенность и страх – не повод для убийства. А как же гуманизм, пропагандируемый темноборцами и Небесным Советом? А как же целители, знахари? Формально они такие же колдуны, как и прочие. Колдуны, спасающие жизни разумных существ.

Все изменилось, когда Енисей заболел. Врачи давали ему от силы год, но он продержался девять. Андрей успокаивал Енисея, старался найти лекарство, а находил мертвых кошек у порога своего дома. Енисея не интересовала традиционная медицина. Он питался энергией чужих тел. Сначала это были кошки. Потом собаки, свиньи и даже лошадь. Енисей изменился. Это было заметно, как внутренне, так и внешне. Он почти перестал разговаривать на русском. Все чаще Андрей слышал в доме колдовские наречия. Губы старика иссохлись, потрескались от заклинаний, лицо осунулось, а лоб покрылся морщинами.

Попытки Андрея убедить отца перестать заниматься бессмысленным живодертвом не приводили к каким-либо результатам. Обычно старик делал вид, что не слышит или не понимает по-русски, бормотал что-то на колдовском, а потом отворачивался к стене, скрестив руки в наполеоновской позе, или претворялся спящим. Иногда даже казалось, что Енисей не узнает своего сына, будто в приступе болезни Альцгеймера. Но с головой у старика все было в порядке, во всяком случае, с точки зрения классической темноборческой психологии. В болезненном состоянии колдун был ведом инстинктом самосохранения, у него проявлялись естественные хищнические повадки, которыми темноборцев пугают с самого детства.

Андрей не верил, что жертвоприношения положительно сказываются на здоровье отца. Скорее, считал все эти убийства проявлением старческого маразма. Поцелуется с парочкой потрошеных кошек – на этом все и закончится. А там и до смертного одра недалеко. Так думалось изначально, хотя думать-то о плохом как раз не хотелось.