– Рыба, наверное, заплыла. Думаю, не опасная. Если опасная, то бегите, увидев расходящиеся по воде кровавые пятна! – неловко попытался пошутить Тиня и придурковато захихикал.
Олег быстро преодолел расстояние, отделявшее его от выхода, и вскарабкался вверх по веревочной лестнице. Призрачный компас позваниванием в ушах отметил, что Атриум не являлся конечной целью.
Что же тогда?
Ответ не заставил себя ждать. Мимо выжимающего прямо на пол рубашку Олега стрелой промчался Алексиков. Он шел быстро, но, скорее вследствие гнева, чем спешки – это читалось по выражению его лица. Олег надел выжатую рубашку и, оставляя за собой мокрые следы, последовал за генералиссимусом.
«Так-так-так. Вернулся с острова, исполненный ненавистью. Что-то пошло не так?» – стремглав пронеслось в голове у призрака. Самым простым способом это выяснить было вернуться в комнату и расспросить обо всем у Андрея. Но куда интереснее и полезнее с точки зрения успокоения компаса оказалась слежка.
Алексиков направлялся к эльфийскому храму. Охрана, выставленная у входа, громко его поприветствовала и поклонилась по самый пояс. «Вольно! И перестаньте соблюдать эти глупые ритуалы!» – сказал бы Алексиков в другой ситуации. Но сейчас он пронесся мимо охранников, будто не замечая их присутствия. Олег засеменил за генералиссимусом, давая охране понять, что мокрые следы остаются от Алексикова, а задавать вопросы последнему, когда тот не в настроении, – да не приведи Демиург!
Призрак вошел в эльфийский храм и увидел расхваливаемые Тиней колонны. Те же потолочные фрески, но в объемном виде. Действительно впечатляет. Не то, чтобы в мире подобного не было, но в таких масштабах могло и не быть.
Между колоннами располагались ящики, похожие на перевернутые горячим контуром к полу холодильники с открытыми дверцами. В каждом из нескольких тысяч таких холодильников лежали тела эльфов. Их побелевшие лица, не выражавшие никаких эмоций, выглядели устрашающе. Но Олег, будучи уже мертв, не боялся ни смерти, ни пробуждения агрессивных эльфов, а потому потрепал одного из них за нос. Вполне ожидаемо, реакции на прикосновение не последовало. Действие Скрижали Любви – это вам не сонливость, вызванная слабым снотворным.
Алексиков прошагал до конца зала, где располагалась Скрижаль Любви. Установленная на гипсовом постаменте дощечка, в точности повторяла своей формой контуры Скрижали Силы. Отличия состояли в надписи. На этот раз символы не были перечеркнуты золотыми нитями и объединяли в своем написании кириллицу и латиницу: «To love ближнего своего and впитывай в себя culture традиции diversity видов разумных существ. Не употребляй в love практиках изменяющих сознание веществ. Не унимай love побуждения и неси свет love партнеру в раскрытых hands. Не изменяй выбранному love партнеру втайне от оного, упивайся free love по взаимному согласованию. To love enemy своего. Украшай любовью искусство. Не дай проникнуть в твое сознание love дискриминации. Учти, что оная Скрижаль содержит в своей структуре куда больше love знаний, чем начертано на ее surface. Помни, что обратившись к Скрижали и отвергнув предложенные тебе love знания и love законы, ты обречешь love доску на отказ от общения с разумными существами и вечную silence».
Олег в который раз перечитал надпись на Скрижали Любви и подивился скудоумию эльфов. Черным по белому, точнее, резным по дереву написано: «Не изменяй. А если изменяешь, то не надо открывать этот факт для Скрижали. А иначе дощечка уйдет в отказняк». Но нет же. Камилле приспичило во всем сознаться перед ликом Демиурга. Или она надеялась, что сможет излить внематериальную частицу Скрижали, но при этом утаить сокровенные ее уголки?
Поверх текста на Скрижали Любви были вырисованы три сердечка: одно прошито через высверленные отверстия красными шерстяными нитями и два выжжены. Значит, текст все же зачеркнут, как и в Скрижали Силы, но подход к перечеркиванию на этот раз куда более изысканный. Да и надписи, в отличие от загадочных зашифрованных аббревиатур Скрижали Силы, вполне понятны – этакие руководства к действию, можно сказать, любовные заповеди.
К чему только слово «доска», написанное в конце текста? Как-то уж очень неучтиво Демиург относится к своему творения, сравнивая его с деревянным строительным материалом. Неужели творец успел разочароваться не только в созданных им разумных существах, но и в самом чувстве любви? В таком случае, «доска» – это очередная усмешка, брошенная вслед отказывающимся исполнять заповеди разумным существам. Остается надеяться, что значения слов и символов истолкованы неверно, и Демиург все же верит во все, о чем он вещает через свои три «доски».