Алексиков протянул руку к Скрижали и мгновенно отпрянул. Ладонь оттолкнулась от любовной доски, словно одноименный электрический заряд. На секунду Олегу показалось, что в воздухе промелькнула искра.
– Это ты даровала нам дитя апокалипсиса! – закричал Алекс, скривив гримасу злости и взмахнув указательным пальцем. – Ты позволила Аннато усыпить наших собратьев и принудить эльфов к уничтожению своего вида! Из-за тебя уже дважды чуть было не погибла моя возлюбленная! Ты, Скрижаль Любви! Ну, скажи мне, какая во всем этом любовь?
Алексиков внимал тишину. Наслаждавшаяся своей silence Скрижаль отказывалась с ним разговаривать. Генералиссимус клокотал злостью еще пару секунд, а затем проглотил обиду и упал на колени. На глазах у него наворачивались крупные слезы.
– Чего ты хочешь? – всхлипывая, спросил Алексиков. – Ты считаешь, что мальчик не должен был рождаться? Устроила бы выкидыш для Камиллы! Хочешь, чтобы я его убил, искупив свой грех кровью и болью? Я хотел возвращения эльфов на сушу. Я мечтал об отмене эльфийских турниров и сохранении своего вида. Теперь я плевал на сушу! Я хочу иметь нормальную семью! Хочу воспитывать с Камиллой сына! А он, видите-ли, хочет мне нож в спину. Скажи, что я делаю не так? Ты не позволяешь к себе прикасаться, но это не значит, что я не могу изливать перед тобой свою душу и просить о прощении. Я готов ради любви отказаться от воскрешения армии эльфов. Разве не это ты проповедуешь?
Алексиков окончил свой монолог и почувствовал себя дураком. Он стоял на коленях, изливая душу перед неодушевленным предметом. Если бы не многочисленные свидетельства чудотворного действия Скрижали Любви, диалог с ней действительно был бы одним из признаков слабоумия. Но Скрижаль выбрала silence. Хоть ты тресни – обет молчания этой дощечки нарушить не удается.
Алексиков поднялся с колен и направился к выходу, столь же спешно, как появился в храме. Олег неустанно следовал за ним. При виде Алексикова охранники, караулившие вход, замерли в исступлении. Кланяться или нет новоиспеченному генералиссимусу после проигнорированного им приветствия? Один из охранников поклонился, второй, замешкавшись, успел лишь кивнуть.
Алексикова не интересовали субординации. Скрижаль отказалась с ним говорить, но, тем не менее, он отыскал некоторые ответы. Его осенило: что если вопросы нужно задавать не словами, а действиями? Ведь реакцию обомлевшего собеседника, пусть даже негативную, можно вызвать простым щелчком по лбу.
Олег проследовал за Алексиковым в отсек генералиссимуса. Алекс вошел в собственные покои, распахнул потайной ящик бельевого шкафа и извлек из него несколько флаконов с буроватой жидкостью. Вильгельм прятал тайно употребляемые им ингибиторы роста, оставшиеся от Аннато, практически на виду у отца. Наверное, он хотел, чтобы их у него отобрали, как малолетний самоубийца, помышляющий о том, какими благами его утешат родители, после того, как вовремя вытащат из петли.
Другой флакон, переливающийся перламутром, Алексиков достал из выдвижного ящика письменного стола. Задумавшись на минуту и понурив взгляд, Алекс откупорил все стеклянные сосуды и добавил в флаконы Вильгельма по две-три перламутровых капли. Сверкнув редкими блестками на поверхности жидкости, перламутровые коллоиды растворились в ее объеме. Алексиков потряс флаконами, добиваясь перемешивания растворов, и, прищурившись, оценил их однородность.
Однородные. Даже опытный специалист-химик, не будучи предупрежден о подвохе, не заметил бы изменений состава, – не то, что двенадцатилетний мальчик. Удовлетворившись результатом, Алексиков вернул флаконы Вильгельма на место и сел за свой письменный стол.
– Предатели умирают вне очереди, – повторил Алекс произнесенные его сыном слова.
Олег с изумлением посмотрел на Алексикова и ухмыльнулся: «Надо же, как все просто!» Выходит, убийство Вильгельма свершится в ближайшие дни без участия Тиглева и Стопарина. Препятствия на пути к Скрижали устраняются сами собой.
Но что сподвигло Алексикова отравить своего сына? Может, и впрямь стоит отвлечься от слежки и поговорить с Андреем о событиях, произошедших на острове? Пожалуй, именно так, тем более, что призрачий компас теперь полностью удовлетворен.
Глава 24. Материнский love подвиг
После описанных из-за спины Олега сюжетных перипетий, внезапное недомогание Вильгельма, уложившее его на больничную койку, не вызовет у читателя ни малейшего удивления. В медицинский отсек Вилли доставили без сознания. Осушив свой привычный флакон, он грохнулся на пол и изошел пеной у рта. «К удивлению, скопытился не сразу», как прокомментировал его состояние Тиглев.