Та без особой охоты пересказала все, что знала. Брали каких–то сектантов–мраккультистов: подозрения в кровавых жертвоприношениях и похищениях людей. Во время штурма последовала неожиданная атака неучтенной группы боевиков, вероятно, решивших пойти на прорыв, чтобы освободить находящихся в осаде спецназа товарищей. Все смешалось. После близкого взрыва светошумовой гранаты Катарина потеряла сознание, очнулась уже в госпитале.
Как ей сказали, ее обнаружили через два часа после атаки боевиков в подвале успешно взятого штурмом здания. Она лежала на кушетке, рядом — шприцы от сильнодействующих транквилизаторов и принадлежности для нанесения татуировок. Никаких травм и ранений, кроме легкой контузии и барбитуратной интоксикации у нее не было, но сектанты зачем–то нанесли на ее предплечье татуировку. Вот с этого момента и начали происходить странности.
Под татуировкой медики обнаружили маленький твердый имплантат, введенный через прокол в коже. Имплантат залегает прямо под кожей; вероятно, сделан из биосовместимого материала — никаких воспалений или нагноений не было. Но удалить его, как и выжечь лазером татуировку, не получилось.
Катарина прервалась и оглядела исподлобья мужчин. Те слушали внимательно, даже Ковальский, кажется, заинтересовался.
Катарина глубоко вдохнула пару раз и закончила рассказ:
— Прошу понять меня правильно: я лишь повторяю чужие слова. Это может значить что угодно. Но каждый раз, когда медики пытались что–нибудь сделать… что–то мешало им. Включалась пожарная сигнализация, пропадало электричество, хирургу становилось дурно от духоты… После того, как в комнате этажом выше взорвался газовый баллон, убив двух человек, меня перевезли в неизвестное мне место и попытались удалить имплантат с помощью дистанционно управляемых роботов. В хорошо укрепленном бункере.
— Бункер уцелел? — спросил Ковальский.
— Бункер–то уцелел… А вот операторы — не все, — вздохнула Катарина. — Конечно, я в это время была одурманена медикаментами, так что, не могу поручиться за правдивость своего рассказа…
— Хорошо–хорошо, мы вас поняли, — заверил ее Вершинин. — Может, покажете нам татуировку?
— Показывай, — бесцеремонно потребовал Ковальский.
Катарина закатала левый рукав и положила руку на стол. Если бы она знала, какой это окажет эффект, то с самого утра ходила бы закатав рукава! Спесь с ушей Ковальского слетела в одно мгновение. Глаза его округлились так, что из–за осветившего их бокового света они из темных стали светло–зелеными.
— Не может быть!.. — только и сказал капитан, разглядывая маленькую татуировку в виде многогранного кристалла с затейливым символом.
— Узнаешь знак? — серьезно спросил генерал.
— Д… да, — выдавил Ковальский. — Это — энграмма.
— Что за энграмма?
— Что–то вроде флэшки, только на нее можно записывать… всякое, — непонятно пояснил капитан.
— И как нам ее прочитать? — спросил Вершинин.
Ковальский посмотрел на него, как на дурака:
— Никак. Это всего лишь изображение энграммы, но не она сама. Да дело даже не в том!
Он откинулся на спинку стула, потеребил пряжку на рукаве плаща и задумчиво сказал:
— Иногда мне кажется, что я уже успел забыть больше, чем знаю сейчас. Более того, когда я нашел себя во мраке… уже тогда я был один так долго, что забыл большую часть своих фантазий. Иногда воспоминания возвращаются, обрывками. Но я уже сам не знаю, настоящие это воспоминания, или я просто вспомнил часть былой фантазии.
Он поднял взгляд на генерала:
— Так вот, я был уверен, что энграммы — на сто процентов мой вымысел.
— Значит, не вымысел, — заключил Вершинин.
— Не факт. Ключевое слово — «мой», — возразил капитан. — Кто–то знает то, что мог знать лишь я…
Ковальский умолк, и генерал поторопил его:
— А это значит, что…
— Что эти их сектанты, кто бы их не направлял, хотели, чтобы Катарина встретилась со мной, — ответил капитан. — Ладно, Кэт, дай я посмотрю внимательнее.
Девушка нехотя вернула руку на стол, и Ковальский тут же вцепился в нее холодными твердыми пальцами. В этом было что–то от неприятной медицинской процедуры: Катарина не решалась отнять руку, но ей не нравилось, что ее лапает какой–то несимпатичный хрен, предположительно, псих — если принять во внимание ахинею, которую он тут нес с самым серьезным видом. Девушка посмотрела на генерала. Тот в ответ ободряюще улыбнулся.
Наконец, Ковальский закончил осмотр и отпустил ее многострадальную руку.
— Первичное излучение, — бросил капитан.