Она смотрит на шарф в руке, глядя сквозь ткань на ключ, спрятанный внутри.
— Это может не сработать.
Да. Возможно, это не сработает. Наверное, даже не должно сработать. Шансы на то, что ключ, которым открывалась клетка из ее детства, совпадет с замком этой камеры, очень малы. Я уже посчитал. Вычислил шансы. Но, как и мы, он может быть деформирован и превращен во что-то идеальное.
Парочка грубых движений и ключ Лондон будет точно соответствовать замку.
— Мы связаны на более глубоком уровне, — говорю я ей. — Через решетки, клетки и тюрьмы… в буквальном смысле и фигуральном. Вот почему ты никогда не стала бы для меня расходным материалом. Ты идеально мне подходишь.
Верит ли она мне? Некоторыми вещами нельзя манипулировать. Мои чувства к ней реальны.
— Я не герой, Лондон, — говорю я. — Но я и не злодей.
— Время вышло, доктор, — кричит охранник.
Лондон движется быстро. Она бросается к камере и проталкивает шарф сквозь решетку.
— Он заберет меня, — шепчет она. — Позволь ему забрать меня.
Я хватаю шарф и пытаюсь дотронуться до ее руки, отчаяние накрывает меня, когда ее оттаскивают.
— Отпусти ее!
Два охранника прижимают Лондон к стене, давая мне достаточно времени, чтобы засунуть ключ в рукав — как дешевый фокус.
— Брось его, Салливан, — приказывает офицер.
Я отпускаю тонкий материал. Шарф беззвучно опускается на цементный пол.
— Отойди, — приказывает он мне.
Пока охрана выпроваживает Лондон, я не свожу с нее взгляда, пока она не пропадает из вида. Пока она не исчезает в коридоре. Я подхожу к задней стене камеры, полицейский отпирает дверь и забирает шарф.
— Гребаные фанатки, — бормочет он, осматривая его. Затем нюхает. — Хотя пахнет хорошо. Ты заполучил горячего доктора, Салливан. Я сохраню его. — Он насмехается надо мной, и я ему позволяю.
Как только они уходят, я устраиваюсь в углу. Провожу подушечкой большого пальца по зубцам ключа. Предвкушение заставляет меня улыбнуться. Я жду, пока все не затихает, чтобы начать подпиливать зубцы ключа, используя край стальной раковины.
Меньше, чем через два часа приедет бронированный грузовик с небольшой армией, чтобы перевести меня в колонию. Они не торопятся, проводят соответствующие приготовления. Чтобы убедиться, что у меня нет шанса на побег.
А затем Нельсон схватит ее.
Единственный шанс Лондон — что Нельсон побоится прикоснуться к ней.
Я работаю над ключом, пот обжигает глаза. Мне это нравится.
Когда наступит время, я уйду. И удостоверяюсь, что по пути нанесу достаточно урона, чтобы Нельсон знал, что я жажду крови.
Глава 54
ГДЕ-ТО МЕЖДУ
ЛОНДОН: МЕСЯЦ СПУСТЯ
Правила ведения психологической войны у всех разные. Насколько далеко кто-то зайдет, чтобы деморализовать своего противника и доминировать над ним, зависит от его убеждений. От желания и потребности победить… И заставить врага страдать.
Когда в крови пульсирует жажда насилия, желание убивать становится неотъемлемой частью тебя. Это сокровенное и неуправляемое чувство — словно любовник, одержимый только одним чувством, одним стремлением, который не остановится ни перед чем не ради победы.
Для Грейсона и меня эти границы размыты больше, чем у остальных. Мы можем так же легко совершить убийство, как и заняться любовью. И то и другое доставляет нам высшее наслаждение и чувство обладания другим.
Любовь и убийство. И то и другое подпитывает одна эмоция.
— Доктор Нобл? Вы меня слышали?
Я поднимаю взгляд и заправляю прядь волос за ухо. Надзиратель Маркс стоит передо мной во всей своей долговязой пугающей славе.
— Да. Мне жаль. Я просто подумала, что мы совершили полный цикл.
Он усмехается.
— Так и есть. Спасибо вам за это. — Он показывает файл с моей последней оценкой пациента для исправительного учреждения Котсуорт. — Я знаю, что сказать, что последние несколько месяцев были для вас нелегкими, — это явное преуменьшение…
Я натянуто улыбаюсь.
— …Но вы выполнили свои обязательства перед учреждением, — говорит он. — Я счастлив отпустить вас раньше срока. — Он делает шаг к лифту и останавливается. — Кстати, куда вы теперь?
Я оглядываю пол, заставленный наполовину заполненными коробками.
— Возьму отпуск на несколько недель, а затем у меня планы на западном побережье.
Надзиратель торжественно кивает.
— Смена обстановки — это хорошо. Что ж, удачи, Лондон.