Грубыми, несдержанными, жесткими толчками.
Она объезжает меня, хватая ртом воздух, с каждым погружением драгоценного воздуха в ее легких становится все меньше. Она царапает мне спину и руки, стремясь пролить кровь и причинить такую же боль.
Я ослабляю хватку ровно настолько, чтобы дать ей возможность сделать единственный вдох, прежде чем сжать сильнее, а из груди вырывается гортанный стон, в то время как безумие наслаждения охватывает меня.
Ярость и эйфория.
Эта любовь мучительна и прекрасна.
Мы взлетаем на небеса и ныряем на нижние круги ада. Мы движемся в тандеме. Дуэтом. Предвосхищая движения друг друга. Она знает, как сильно может подтолкнуть меня, прежде чем я шагну со скалы, и я знаю, что никогда не возьму от нее больше дозволенного. Собравшись с силами, я запираю зверя в клетке.
И все же этого недостаточно. Нам никогда не бывает достаточно. Я хочу видеть ее обнаженной и раскинувшейся передо мной так, чтобы я мог насладиться каждым восхитительным дюймом ее тела. Я вижу муку на ее лице и притягиваю к себе. Едва контролируя себя, я поднимаю ее со стола. Она обхватывает меня ногами, я впиваюсь в ее нежную плоть.
Я выхожу в центр комнаты, отпинывая бессознательную жертву с дороги, затем кладу Лондон на брезент, на который мы собираемся пролить кровь. Я стягиваю с нее юбку, чтобы увидеть ее полностью.
Мое мертвое сердце оживает и яростно бьется в груди. Она — неземное видение, раскинувшееся на брезенте, подарок, предназначенный только для меня, — и я заключаю ее в клетку своего тела, словно жадное, порочное животное, заманившее добычу в ловушку.
Она благоговейно проводит ладонями по моей груди, касаясь шрамов, лаская их — каждый болезненный порез, символизирующий отнятую жизнь. Наши взгляды встречаются, когда она скользит своими руками по моим, прослеживая татуировки, скрывающие боль моего прошлого.
Я ловлю ее руку и подношу ладонь к губам. Целую тату ключа, благоговейно прослеживая след от шрама, символизирующий одновременно ее побег и переход на темную сторону. Ее смерть и перерождение.
Лондон всадила копию этого самого ключа в яремную вену своего похитителя. Это ее трофей. Она не родилась убийцей. Эта болезнь не передалась ей по наследству.
Она была извращена, сломана, как и я. Мы оба корявые ветви одного и того же скрученного дерева.
Когда я поднимаюсь, чтобы снять ботинки и джинсы, она следует за мной, пользуясь тем, что мои руки заняты. Ее губы касаются моей груди, и она продвигается ниже, скользя языком в своем эротическом путешествии. Каждая мышца моего тела напрягается, когда она обхватывает горячим маленьким ртом мой член.
— Лондон… — Ее имя — мольба, произнесенная с благоговением. Я тянусь к ее волосам, зарываясь в густые пряди, чтобы управлять ее головой, одновременно глубоко толкаясь к задней части ее горла.
Я все еще ошеломлен из-за того, как сильно мое тело жаждет ее и из-за того, что она заставляет меня чувствовать. Я одинаково счастлив заниматься с ней любовью в безмятежном блаженстве или трахать ее, как дикое животное, или убивать вместе с ней, купаясь в крови жертвы.
Она — сирена, запутавшаяся в моей сети. Пойманная. Плененная.
Моя.
Мысли сводят меня с ума, заставляя отчаянно желать показать ей, каким испорченным она меня сделала.
Проволока на запястье обжигает плоть, взывая ко мне, я жажду увидеть, как она обвивается вокруг божественной шеи Лондон, и это почти ломает меня— зрелище слишком соблазнительное, чтобы сопротивляться. Но я отгораживаюсь от темных уголков своего разума. Я знаю, что, возможно, не смогу остановиться.
Взяв ее за руки, я с силой отталкиваю ее, что требует невероятного усилия воли. Не медля ни мгновения, я поднимаю ее за тонкую талию и притягиваю к себе.
Я вхожу в нее, не отрывая глаз от лица, чтобы иметь возможность наблюдать, как на нее накатывает экстаз. Это прекрасное и разрушительное зрелище проникает в меня с опьяняющей точностью.
Она впивается в меня ногтями и зубами, я ощущаю ее сладкие стоны своей кожей, и мои толчки становятся еще яростнее. Ее бедра крепче сжимают меня, а киска стискивает так сильно, словно я останусь внутри нее навсегда.
Я обхватываю ее грудь и сжимаю нежную плоть. Отмечая ее, ставя на ней клеймо гораздо более отчетливое, чем отпечаток пальцев. Моя кровь кипит и плавится, когда я полностью теряю разум и устремляюсь вперед, прижимая ее спиной к брезенту на полу.
Я хватаю ее за запястья и поднимаю руки над головой. Лондон извивается подо мной, потираясь клитором о мой член, и я чувствую себя так, словно спину опалило огнем.