У меня вырывается невеселый смешок.
— Большинство женщин заканчивают тем, что связывают жизнь с копиями своих отцов. Всегда их осуждала. Но, похоже, я ничем не отличаюсь.
Он не реагирует, пробираясь через мелкий ручей.
— Ты хоть представляешь, куда идешь? — Требовательно спрашиваю я.
— Да, — наконец отвечает он. — Туда.
Я наклоняю шею и вижу торговый комплекс, примыкающий к ручью. Реконструированные магазины, разноцветные таунхаусы.
— Сомневаюсь, что мы получим достойное обслуживание. Уверена, наши лица уже мелькают по всем новостям.
— Мы не собираемся делать покупки. — Он выбирается на берег и ставит меня на ноги. — Оставайся здесь.
Как будто у меня есть выбор. Жидкий огонь пронизывает каждую мышцу. Подступает тошнота.
Беги. Эта мысль бьется у меня в голове, и я в нескольких секундах от того, чтобы подчиниться, когда слышу, как заводится двигатель. Он угоняет машину. Ну, конечно. Это единственный способ выбраться из штата в установленные им сроки.
Я закрываю глаза и считаю до десяти.
Я блокирую боль и влечение к Грейсону и стараюсь думать только о последствиях. Когда мы закончим бежать, что тогда? Если я не смогла уйти от него на крыше, когда за нами охотился весь мир, хватит ли мне сил отказать ему… в чем-либо вообще?
В любых неблагополучных отношениях обычно присутствует один созависимый партнер. И прямо сейчас я должна решить, кто будет главным: я или он.
— Пойдем.
Сильные руки Грейсона подхватывают меня, а затем снова уносят в только ему известном направлении. Дверь устаревшего Форда Таурус приоткрыта, двигатель работает. Он усаживает меня на пассажирское сиденье и пристегивает.
Уже ночь, и на улице достаточно темно, чтобы наше бегство прошло незамеченным. Я расслабляюсь. Мы одни. Я устала бороться с неизбежным.
Я закрываю глаза.
Я просыпаюсь от сильного приступа боли.
Пытаюсь дотянуться до спины, но рука не двигается. Ее покалывает, и я стону. Я открываю глаза и вижу, что запястья прикованы наручниками к дверной ручке. В голове вспыхивает паника, и я дергаю наручники.
Боюсь, что нас поймали, пока не осознаю, что за рулем находится Грейсон. По мере того, как сонливость спадает, я оцениваю обстановку. Сейчас ночь. Фары освещают грязное лобовое стекло.
— Почему я в наручниках? Где ты их достал?
Он смотрит вперед.
— Мы почти на месте. А наручники шли в комплекте с моим новым нарядом. — Он все еще одет в полицейскую форму.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я спросила не об этом. Почему я прикована, и где это — это «место»?
Он протягивает руку между сидениями и берет воду в бутылке.
— Выпей.
С разочарованным вздохом я дергаю наручники, пока запястье не начинает кровоточить.
— Закончила? — Спрашивает он.
— Пошел ты! — Но внезапно я понимаю, как хочу пить. Я наклоняю бутылку ртом и глотаю. Когда я заканчиваю, он ставит бутылку в подстаканник. — Ты сказал, что отпустишь меня в любой момент.
— Я никогда этого не говорил. — Он оглядывается. — Я сказал, что отпущу тебя. И я отпущу. Но нам предстоит долгий путь.
— Я не заложница, Грейсон.
— Нет, ты не заложница. Ты узница собственной тюрьмы. Как только ты от нее освободишься, то можешь уходить. Но не раньше, чем ты сдашь тест.
От того как он произносит «тест», у меня в жилах стынет кровь.
— Я не буду убегать. Я приняла решение быть здесь.
— Ты попытаешься сбежать, независимо от принятых решений. Все бегут от правды о себе. Я не могу этого допустить.
Я откидываюсь на сиденье. Оцениваю свое состояние и ситуацию. Кожа липкая и чешется от засохшего пота. Я босиком, ноги и ступни в пыльной грязи. Тело ноет, но не слишком сильно. Мы в угнанной машине.
Во всех смыслах и определениях я выгляжу и ощущаю себя как пленница.
Я психолог, и мне нужно действовать как психологу и поговорить со своим пациентом.
— Как ты добыл машину? — Спрашиваю я.
— Правильное место, правильное время, — уклончиво отвечает он. В ответ на мой нетерпеливый взгляд, он продолжает. — Новые модели оснащены защитой от кражи. Просто нужно было найти подходящую модель для угона.
Несмотря на все, что я узнала о его психике, я понимаю, что ничего не знаю о нем как о человеке.
— Ты научился этому в детстве? У своего отчима?
Он улыбается.
— Не все замкнутое пространства принадлежат тебе, Лондон. Можешь перестать пытаться подавить меня. Ты никогда не контролировала ситуацию.
Мои щеки обжигает жар. Острый гнев из-за того, что он прав, опаляет нервы.