Я потерялась в море ключей. Лязгая наверху, они переливаются насмешливой мелодией. Их слишком много.
Я прижимаю ладонь к животу, черное атласное платье становится слишком тесным. Я с усилием наполняю лёгкие воздухом. «Ты думаешь, что стоишь выше того, чтобы лишить человека жизни?» Вопрос Грейсона не дает мне покоя. Пор какой-то причине он выбрал именно эту жертву… Почему?
Я ступаю на камень, босые ноги покрыты волдырями и ноют от боли.
— Расскажи мне о своих жертвах, Роджер.
Я замечаю, как он замирает в темноте. С такого расстояния и без очков я вижу только силуэт, но я могу прочитать его манеру поведения, то, как напрягается его жестко закрепленное тело.
— Зачем? Какое они имеют значение?
Никакого отрицания. Никакого раскаяния. «Какое они имеют значение». Если бы этот человек сидел в моем кабинете, я бы сделала заметку исследовать антисоциальный спектр, чтобы определить, проявление ли это какой-то конкретной психопатии. Но мы не в моем кабинете, и у меня есть время только признать, что она есть.
— Я психолог, — говорю я, на мгновение помедлив, прежде чем взять следующий ключ. — Я могу вам помочь. Ну, теоретически. По правде говоря, мне все равно, выживете вы или умрете. Я просто не хочу, чтобы ваша смерть была на моей совести.
Вот оно. Жестокая честность. Где бы ни был Грейсон, я уверена, что его губы расплылись в дьявольской улыбке.
— Если это правда, и вы совершили преступления, в которых вас обвиняют… тогда этот человек по ту сторону громкоговорителя не позволит вам уйти отсюда живым. Я не уверена, что могу сделать что-то, чтобы вас спасти.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — Кричит он мне. — Боже, ты такая же больная, как и он.
Я пожимаю плечами. Может быть. Вероятно. Но адреналин в крови иссяк, и физическое истощение не способствует проявлению терпения. Еще до того, как Грейсон вошел в мой офис, я уже все решила. Настоящих садистов невозможно реабилитировать.
Даже если бы в моем распоряжении было все время вечности, чтобы излечить этого человека, я бы не добилась успеха.
Где-то в глубине души шепчет голос. Я уже была раньше на этом месте, стояла у обрыва. Это был момент, когда я впервые осознала, что веду нескончаемую битву, веду ментальную войну, у которой нет конца.
Во время этого открытия, этого принятия я сломала человеческий разум. Я настроила его психоз против него, и этот психоз поглотил его. Стал его концом.
Моя грудь горит, дыхание прерывистое. Я втягиваю в легкие прохладный воздух, чтобы погасить этот пожар. «Теперь, когда ты узнала правду, ты больше никогда не увидишь лжи. Ты свободна».
Свободна. Свободна говорить и действовать без стыда.
— Мне не стыдно из-за того, что я сделала, — говорю я, опираясь на камень. — Мне стыдно, что я скрывала это от себя. — Слабость, которой я поддалась, когда проснулась на больничной койке. Отрицание. Я подпитывала иллюзию, потому что не могла — не хотела — принять правду.
Я смотрю на подвешенного.
— Где Майкл, Роджер?
Он крутится, пытаясь освободиться, но у него нет шансов.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Я нетерпеливо сдуваю челку с глаз, уперев руки в бедра.
— Ты похитил маленького мальчика. И где-то спрятал его. Если хочешь, чтобы я тебя спасла, ты скажешь мне, где он. Майкл жив?
Моя рука поднимается вверх. Я дразняще щелкаю по ключу.
Он кричит:
— Да! Хорошо. Да. Мальчик жив.
Я дергаю ключ. Тело Роджера поднимается выше. Всхлип облегчения сотрясает его тело.
Внезапно я понимаю, что Грейсон играет по своим собственным правилам. Он управляет механизмом. Ключи привязаны к веревкам, а веревки прикреплены к хитрому устройству, которым управляет Грейсон. Он держит все под контролем.
Мы держим все под контролем.
Жизнь Роджера зависит только от Роджера.
«Мы даем им возможность покончить с собой».
Если я хочу спасти этого человека, все, что мне нужно сделать, это выбить из него признание. Здесь должна быть загвоздка — Грейсон никогда не давал ни одной из своих жертв реального шанса. «Он делает это для меня».
— Где Майкл? — Спрашиваю я.
Он не отвечает. Затем, когда я беру ключ, он говорит:
— Подожди. Я не готов.
— Как не были готовы дети, которых ты украл и убил. — Я хватаю ключ и тяну за него.
Роджер падает. Пальцы ног задевают кислоту, и он кричит.
— Итак, где ты держишь мальчика?