Я отталкиваюсь от стены. Держась на расстоянии, я иду за ним через клуб и выхожу навстречу влажной летней ночи.
Мой пульс учащается от жажды охоты, адреналин подскакивает.
ЖИВОЙ.
Ощущение жизни, которое может испытать только действительно свободный человек.
Лондон — это музыка, пробуждающая мою душу. Она причина, по которой мое сердце бьется. Я жив для нее — я свободен благодаря ей, и теперь нас не остановить.
Глава 34
ПОРОЧНАЯ ИГРА
ЛОНДОН
Нежный ночной воздух оседает на коже, от чего шелковая блузка прилипает к груди. Я шатаюсь, стараясь казаться беспомощной, пьяной жертвой. Чем ближе звучат тяжелые шаги, тем сильнее нарастает пульс.
Мужчина позади меня не жертва.
Он выбрал свою судьбу, как только последовал за мной из клуба.
Во время одного из наших первых сеансов Грейсон сказал, что его жертвы похожи на хищников, крадущихся по лесу в поисках добычи. Если они попадались в ловушку охотника, значит, они изначально были не в том месте.
Для нас этот момент решающий. Вопрос не в том, БУДЕМ ЛИ мы охотиться вместе, а в том, КОГДА.
Грейсон увидел наше будущее — что мы сможет сделать вместе — еще до того, как я смогла вообще узнать истинную себя.
Мы — неизбежность.
Как только я избавилась от всей лжи, разорвала цепи, которые давили на меня, я словно переродилась. Я шла по тлеющим углям от одной жизни к другой, к новому началу. Становясь другой женщиной — той, которая больше не боится темных уголков своего разума.
Время, которое я провела вдали от Грейсона, только укрепило мою решимость. Я знала, что он ждал каждый мой знак, и это упрочило связь между нами. Он ждал, когда я полностью приму новую реальность. Ждал, что ФБР отвлечется. Ждал идеальный момент, когда все механизмы, которые он приготовил, придут в движение и объединят нас.
Умело спланированный и подстроенный случай.
Всегда на шаг впереди остальных, мой пациент обвел весь мир вокруг пальца… и мы все просто пытаемся не остаться позади.
Преследующий меня сейчас мужчина тоже отчаянно пытается не остаться позади, во власти мира, который больше не принадлежит исключительно мужскому полу. Когда он оценивал потенциальных жертв в клубе, в его глазах горел гнев. Возможно, он не осознает, почему так враждебно относится к женщинам, возможно, он презирает свою мать. Возможно, он недавно пережил стресс, который довел его до крайности — от него ушла жена или девушка. Его унизили. Возможно, эти обиды копились всю его жизнь… и теперь он готов исправить это, расправившись со мной.
Каковы бы ни были его причины и оправдания, второго шанса у него не будет. Грейсон больше не дает шанса искупить вину, как и я больше не пытаюсь излечить.
Излечить по-настоящему порочных и испорченных людей невозможно.
Я чувствую, что мужчина приближается, темная тень растет и поглощает свет. И когда тьма опускается на меня, я знаю, что он здесь, чтобы забрать свой приз. Руки стискивают мою талию в тугих тисках.
— Шшш, — воркует он, накрывая рот влажной рукой. — Мы просто немного повеселимся, детка. Ты же не хотела просто уйти, расстраивая меня? Завести меня, — он трется промежностью о мою задницу, — а затем исчезнуть. Ты знаешь, что происходит с маленькими дразнилками?
От кислого алкогольного дыхания меня подташнивает. Я качаю головой, притворяясь беспомощной. Позволяя ему поверить, что у него все под контролем. Хотя я сомневаюсь, что ему это нужно. Этот раз у него не первый.
В его голосе нет сомнения. Никакой дрожи или заикания, которые бы выдали нервозность, сопровождающую первое нападение. Он возбужден и не испытывает ни капли беспокойства или сомнений в том, что он не сможет справиться из-за неопытности или употребления алкоголя. Скорее, он выглядит уверенным. Он знает, что у него достаточно времени.
— А дразнилки должны быть наказаны, — говорит он. Его рука внезапно исчезает с моей талии, и я слышу щелчок оружия — ножа. Его локоть впивается мне в спину. Он толкает меня в кирпичную стену. — А теперь я хочу, чтобы ты прижала ладони к стене. Ты поняла?
Я хнычу в его руку в подтверждение.
— Хорошо. Сделай это по-настоящему красиво и легко, и мне не придется оставлять отметины на этом симпатичном личике.
Он отодвигается, позволяя мне дотянуться до кирпича. Звук расстегивающейся молнии эхом отскакивает от стены.
— Шуми, сколько хочешь, — говорит он с ворчанием, разрывая обертку презерватива, — но если ты закричишь, тебе будет только хуже.
Мои ногти впиваются в кирпич. Он в любом случае причинит мне боль. Это именно то, чего он жаждет. Изнасилование никогда не связано с сексом. Оно связано с тем, чтобы сделать другого своей собственностью. С доминированием над жертвой. С утверждением власти одного человека над другим.
И зная, что, в конечном счете, эта власть будет у меня…?
Я напеваю. Предвкушение гудит под кожей.
Он доходит до края моей юбки, прежде чем замирает. И затем я чувствую дрожь, нерешительность. Он потерял власть.
— Боюсь, я не могу позволить твоим грязным ручонкам испортить это прекрасное создание.
Голос Грейсона глубокий и твердый. На улице, без громкой музыки или разговоров, я слышу переливы его ирландского акцента и тонкие чувственные басовые нотки, которые ласкают мою кожу, как самый дорогой шелк.
— Повернись, детка, — говорит Грейсон, и я медленно разворачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с напавшим на меня.
Мужчина, который угрожал меня наказать, теперь кажется гораздо более послушным. Его руки безвольно свисают по бокам, в одной руке он сжимает обертку презерватива, в другой — нож. Грейсон забирает у него оружие, а затем прижимает к его шее другой клинок — выкидной нож. Тот факт, что Грейсон носит с собой оружие, не должен меня удивлять.
Судя по горячему взгляду Грейсона, он задается вопросом, возбуждает ли это меня. Да. Да, возбуждает.
— Ты что… коп? — Выплевывает мужчина. — Это ловушка.
Грейсон вонзает острие ножа глубже.
— Да ладно, ты умнее этого. Будет ли коп использовать выкидной нож? — Мужчина молчит. — Как дела у нашего друга? — спрашивает меня Грейсон.
Я скольжу взглядом вниз.
— Немного увял. — Его когда-то возбужденный пенис теперь болтается над распахнутой ширинкой. Грейсон украл его власть, его контроль — его мужественность.
— Я не хочу проблем, — заявляет парень.
Прижимаясь к его спине, Грейсон тихо говорит:
— И она тоже. Думаю, проблемы просто сами тебя находят. — Потом, обращаясь ко мне: — Где именно находится яремная вена? Здесь или здесь? — Он перемещает острие лезвия. Или это сонная артерия?
Он подмигивает мне, и я чувствую себя как школьница, на которую обратил внимание первый парень в школе. Так волнующе.
— Все время путаю, — продолжил Грейсон. — Как глубоко резать, чтобы достать до сонной артерии? Придется прорезать сухожилия и мышцы. Звучит грязно. — Он толкает мужчину в плечо. — Давай прогуляемся.
Закрыв глаза, парень умоляет:
— Пожалуйста…
— Не надо. — Грейсон произносит одно слово, чтобы заткнуть его. — Не стоит начинать умолять. Еще слишком рано.
Несколько шагов по переулку спустя Грейсон смотрит на меня с невысказанным вопросом в глазах. Он хочет, чтобы я выбрала место убийства.
Это слишком спонтанно. Сколько раз пациенты говорили мне, что поспешные решения привели к их поимке? Возможно, это еще одно испытание и Грейсон все еще сомневается в моей трансформации…
— Здесь, — говорю я, указывая на затемненный склад.
Грейсон согласно кивает, и я чувствую волну облегчения.
— Дело не в том, что мне не нравится выбранный тобой переулок, — говорит Грейсон нашей жертве. — Это хорошее место. Красивое и уединенное этой темной ночью. Просто я бы выбрал другое.
Находить локации для убийств — это специальность Грейсона. С годами он совершенствовался. Тщательнее выбирал места, где у него будет достаточно времени, чтобы мучить своих жертв. Я поставила Грейсону диагноз: психопатия: садистская симфорофилия. Он испытывает удовлетворение от инсценировки катастроф.