У меня перехватывает дыхание от неверия. Я перевожу шокированный взгляд на Нельсона.
— Это правда?
Когда Нельсон не вернулся сразу после совещания в Мизе, я решила, что он остался там, чтобы провести судебно-медицинскую экспертизу останков моей сестры. Как он и говорил. Тот факт, что у него была зацепка по делу Грейсона и он ничего мне не сказал, доказывает, что я добилась с ним очень маленького прогресса.
Нельсон подлетел к Фостеру.
— Я хочу, чтобы ты убрался с моего места преступления, Фостер. Если придется, я вынесу запретительный судебный приказ.
Фостер усмехается.
— Вы, федералы, меня не напугаете.
— Если вы передадите в прессу хоть одно слово…
— Извините меня, джентльмены, — говорю я, переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Этот уровень тестостерона превышает мою дневную дозу, поэтому мне лучше вернуться к своим пациентам.
— Я надеялся, что вы сможете ответить, где находились в ночь убийства жертвы, — говорит Фостер, прерывая мое отступление. — Прямо за углом есть участок… — он кивает, в сторону трехэтажного здания. — Уверен, парни в форме не прочь одолжить мне комнату для допросов.
— У вас здесь нет юрисдикции, детектив. Мой адвокат и я согласны, что ваш навязчивый интерес уже граничит с преследованием. — Я использую любую возможность, чтобы упомянуть при Фостере своего адвоката. Он вздрагивает, вспоминая, как Аллен Янг размазал его во время суда над Грейсоном.
— Позвольте мне вызвать офицера, который вас сопроводит, — тихо говорит мне Нельсон.
Я качаю головой.
— Нет. Я в порядке. Мой офис всего в нескольких кварталах отсюда.
— Тогда я сам вас провожу, — возражает он.
Побежденная, я киваю в знак согласия. Постоянное наблюдение стало новой нормой в моей жизни. Чем пристальнее они наблюдают за мной, тем более отдалившейся от Грейсона я себя чувствую.
А теперь Нельсон скрывает от меня детали расследования. Я должна это исправить.
Я поднимаю подбородок в сторону Фостера.
— Если хотите меня допросить, то позвоните моему адвокату. Вы с ним уже знакомы. — Я разворачиваюсь в сторону аллеи.
Фостер преграждает мне путь.
— Некоторые вещи просто не сходятся.
Он как дворняга с костью. Я разочарованно вздыхаю и начинаю проверять уведомления на телефоне, игнорируя его.
Он постукивает незажженной сигаретой по руке.
— У вас нашли ушибы на шее, которые не могли быть следствием автомобильной аварии. Ваш отец, — он с ехидной улыбкой делает паузу, — простите, Малькольм получил смертельную травму наружной яремной вены, которую неправильно опознали, как порез стеклом разбитого окна автомобиля.
Я расслабляю мышцы, выражение моего лица невозможно прочесть. Мне и раньше приходилось сталкиваться с более умными и жесткими противниками, с некоторыми из них я встретилась совсем недавно, когда делала официальное заявление в ФБР. Если Фостер думает, что я собираюсь выложить чистосердечное признание в переулке, он не заслуживает моего даже небольшого уважения.
— Адвокат, — медленно произношу я.
Он кивает, затем отступает в сторону.
— Я получу ответы, доктор Нобл. Скоро.
— Не обращайте на него внимания, — говорит Нельсон, проводя меня мимо детектива. — Он понимает, что бессилен, и это сводит его с ума.
Я оглядываюсь, удивленная такой проницательностью.
— Я знаю.
Агент Нельсон в основном молчит, пока мы идем к моему офису. Утренний шум города успокаивает, несмотря на безжалостную духоту. С того дня, как Нельсон обнаружил меня, прикованной к одной из смертельных ловушек Грейсона, он постоянно присутствует в моей жизни, наблюдая за мной. Когда он не может присутствовать лично, он следит за тем, чтобы неподалеку всегда был полицейский. Подозреваю, что он хочет, чтобы я поверила, что он мой друг. Или даже мой поклонник. Тот, кому я могу доверять.
Но все его намерения становятся понятны, если заметить осторожные взгляды, которые он бросает на меня, когда думает, что я не вижу. Я — подозреваемая. Возможная ниточка к Грейсону. Но Нельсон довольно опытен в искусстве двуличия, каким он и должен быть настоящий агент.
Хотя, я лучше его.
Мое обучение не ограничивается только теми годами, которые я посвятила исследованию поведения людей. Я стала учиться обману с того момента, как Малькольм Нобл отнял у родителей меня и мою сестру.
Люди используют друг друга. Я не виню агента за его тактику. Я использую его точно так же. Он мой единственный способ обнаружить любые новые зацепки по делу Грейсона. Он мой единственный способ узнать, обратится ли ФБР против меня.
Мне нужно, чтобы он мне доверял.
Хотя Фостер не может сказать ничего, что еще больше бы запятнало мою репутацию, я не настолько тщеславна, чтобы думать, что я выше закона. В моем заявлении агенту Нельсону и ФБР подробно упоминались обвинения, выдвинутые против меня детективом. Вот почему агент рядом со мной никак не отреагировал на Фостера.
Я рассказала обо всем так, как помнила:
Человек, которого я считала отцом, пытался задушить меня после того, как я обнаружила мертвую девушку в подвале. Он запер меня в камере, пока избавлялся от ее тела, затем он заставил меня вести машину, когда я прекрасно понимала, что еду навстречу собственной смерти… Усталая и обезумевшая, я врезалась в гигантский дуб.
Когда я очнулась, то не помнила ни жертв Малькольма, ни его нападения на меня. Несчастный случай замаскировал мои травмы так же, как и его, и правоохранительные органы списали весь инцидент как трагический несчастный случай.
Вскоре после этого я покинула Мизе, штат Миссисипи, когда получила стипендию в университете. Да, тогда мне было только шестнадцать, но поскольку я училась на дому и рано сдала экзамены, у меня не оставалось ничего — ни семьи, ни друзей — что привязало бы меня к этому месту.
Остальное, как говорится, уже история.
Ясно. Лаконично. Понятно. В моей истории нет дыр, если не знаешь, где искать.
Психолог ФБР провела со мной беседу и посчитала, что в результате травм от нападения и аварии, я забыла об ужасных событиях. Я даже прошла сканирование мозга, которое показало, что повреждения на моей правой и левой лобных долях, возможно, образовались из-за травмы головного мозга средней или тяжелой степени во время аварии, что стало дополнительным подтверждением моей истории подавления воспоминаний. А также оправдывало меня в любых связях с Малкольмом или Грейсоном.
Повреждение лобной доли. Области мозга, которые контролируют поведение, суждения и импульсный контроль. Не говоря уже о сексуальном поведении. Невролог мог бы написать обо мне диссертацию.
Тем не менее, если бы следователи Мизе проявили должную осмотрительность и поставили под сомнение улики, я могла бы быстрее восстановить воспоминания. Но мне пришлось пережить еще одно ужасное событие, чтобы вспомнить правду.
Так говорится в моем файле. В отчете с подписью и печатью в папке ФБР из манильской бумаги. Электронные данные защищены государственной системой безопасности.
После того как, обнаружились пропавшие мертвые девочки, а небольшое население Мизе ужаснулось от того, что их всеми любимый почивший шериф Нобл оказался чудовищем, агент Нельсон и его начальство решили, что нет необходимости посвящать прессу в подробности, чтобы а) не помешать расследованию и б) не дать СМИ устроить еще больший цирк.
Они уже заняты, разгребая останки девяти молодых женщин и разыскивая сбежавшего серийного убийцу. Пока все части паззла сходятся, они меня не трогают.
Грейсон позаботился о том, чтобы к моей истории было не подкопаться.
— Вы должны были мне сказать, — говорю я, нарушая затянувшееся молчание.
Нельсон засовывает руки в карманы брюк.
— Ты права. Прошу прощения. Мне следовало известить тебя о том, что Салливан находится неподалеку. — Он смотрит не меня. — Я принял это решение. Я чувствовал, что ты пережила достаточно стресса.