ЗАВИСИМОСТЬ
ЛОНДОН
Гудение аквариума заполняет мой офис. Отсутствие шума из зала ожидания делает обычно незаметный звук оглушающим в слишком тихой комнате. Я откидываюсь в кресло, закрываю глаза, позволяя жужжанию успокоить разум. Пациенты ушли. День закончен.
После напряженного утра я успешно сбежала от офицеров, присланных агентом Нельсоном, чтобы встретить меня в аэропорту. Два агента ФБР, которые иногда его сопровождают. Я знаю, они всегда наблюдают. Они перешли от попыток быть вежливо незаметными к абсолютной назойливости. Они зависают в вестибюле здания, возле стойки регистрации. Один даже пытался сегодня разбить лагерь в моем офисе.
К счастью, агентов вызвали в Рокленд для более важных дел, чем защищать меня. Судя по всему, в бюджет ФБР не включены расходы на «нянек». Кроме того, их расходы так урезали, что агент Нельсон вынужден возвращаться в штат Мэн на машине, а не на самолете. Это может быть моим единственным шансом связаться с Грейсоном.
Возможно, в этом и был замысел агента Нельсона. После того, что произошло между нами, в Холлоузе, я мало верю, что он хоть сколько-то мне доверяет. Так что есть шанс, что его милые агенты все еще прячутся и наблюдают.
Я могу пойти сейчас. Прямо сейчас. Замаскироваться как в «Синем клевере». Надеюсь, что Грейсон почувствует мою потребность…
Или я могла бы быть терпеливой. Поверить, что мы с Грейсоном все еще работаем в тандеме.
Но так ли это?
С тех пор, как я узнала о Лидии, на меня, словно прозрачная вуаль, опустилась своего рода отчужденность, чувство отстраненности от Грейсона, которое меня пугает. Чем больше я думаю о девушке — о женщине — которой я могла бы быть, тем больше я позволяю себе видеть ее глазами и чувствовать ее сердцем.
Я очарована, и я напугана.
Я до боли затягиваю нитку вокруг указательного пальца. Это снимает часть давления в голове, и я качаюсь на стуле назад и вперед, глядя в окно с видом на центр города.
Прежде чем я смогу приступить к осуществлению своего плана, мне нужно подтверждение. Это разумно. Я не какая-то влюбленная девчонка, переживающая из-за паузы в общении с парнем. Я страдаю от ломки. Как и любой наркотик, вожделение-секс-любовь закачивает в мозг эндорфины. И когда эти эндорфины поступают реже, желание может быть таким же сильным, как тяга к дозе героина.
Я пристрастилась к Грейсону и к тому, как он заставляет меня чувствовать.
И все же так же сильно я его боюсь.
Это нездорово, но нет такого понятия, как «здоровые отношения». Любое взаимодействие с другим человеком, которое изменяет химические вещества в мозгу, будет рискованным. Когда мы состоим в романтических отношениях, наше поведение меняется. Это научно доказано.
Любовь — та всепоглощающая любовь, о которой сочиняют сонеты, — это недолговечное чувство.
Такую любовь невозможно поддерживать. Это дикое и страстное чувство, которое пожирает вас, как лесной пожар, пылает все сильнее и бушует, пока не наступает момент, когда единственное, что ему остается — это угаснуть. Таковы мы с Грейсоном: лесной пожар. Мы будем жечь друг друга, пока наши ресурсы не иссякнут.
Такая любовь также ослепляет.
До Грейсона доверие было образной идеей. Достигаемой только в том случае, если человек ослеплен эмоциями. Вы не можете подвергать сомнению то, чего не видите — то, о существовании чего не знаете.
Я кладу ниточку в карман и поворачиваюсь к столу. Решение принято. Я беру трубку офисного телефона, чтобы перезвонить в ответ на сообщение Лейси, отправленное несколько часов назад.
Доверие.
«Оно придет со временем», — сказал Грейсон. Я двигаюсь, он движется. Мы — тень друг друга, спаянная друг с другом болью, удовольствием и гедонистической болезнью, которая соперничает даже с величайшими бандами серийных убийц.
Мы дуэт — мы принадлежим друг другу. Одно не может существовать без другого.
Отлично. Я могу это принять. Но я хочу принять это с широко открытыми глазами.
Оператор переводит меня в отдел судебно — медицинской экспертизы, и, прежде чем я успеваю повесить трубку, сомневаясь в себе, на линии раздается уверенный голос Кэлвина.
— Привет, Лондон. Ты же знаешь, что присылаешь мне самые интересные штучки?
Это правда. Например, свиная кровь, которой меня облили после суда. Кэлвин — мое доверенное лицо в местной лаборатории. Он берет дополнительную работу за отдельную плату. Его официальная зарплата едва покрывает аренду.
— Кто-то же должен подкидывать тебе работы, — говорю я, открывая ящик стола. Я вытаскиваю пузырек, который держу взаперти. — В остальном этот город довольно скучный.
— Ну, ты об этом позаботишься, не так ли?
После минуты банального разговора Кэлвин переходит к делу.
— Генеалогия — не моя специальность, но я могу нацарапать для тебя отчет по образцу, который ты прислала на прошлой неделе. Ты сейчас за компьютером?
Я открываю ноутбук.
— Безопасно отправлять такое по интернету?
— Обычного хакера бояться не стоит. Если это то, чего ты опасаешься. ФБР? Возможно, стоит.
Секунду я колеблюсь, но потом решаюсь:
— Отправляй.
Моя квартира находится под наблюдением. Единственное безопасное и надежное место, где я могу хранить результаты своих исследований по Грейсону — это на работе. Эти стены охраняются условиями конфиденциальности врача и пациента. ФБР может отслеживать мои данные и получать к ним доступ, но не может их использовать. Не против меня или Грейсона.
Я поднимаю пузырек. Стекло охраняет несколько темно-коричневых волосков. Я закрываю глаза и вспоминаю момент, когда Грейсон вошел в меня, и я схватила его за волосы, выдернув несколько волосков.
Я обернула их вокруг пальца, для сохранности переплетя с ниткой.
Подавляя воспоминания, нажимаю «открыть».
— На что я смотрю?
Кэлвин изложил основы: группа крови, наследственность, ближайшие родственники. Затем он говорит:
— Но я подумал, что ты ищешь что-то более интересное. Учитывая наследственность, я пробил ДНК через международную базу данных и попал в точку. Выбился родственник, имеющий довольно большой список обвинений в преступлениях против детей.
Я нахожу имя в отчете.
— Шейн Салливан. — По мере прочтения мне становится дурно.
— Судя по всему, его разыскивали по обвинению в торговле детьми в целях сексуальной эксплуатации. Но когда власти, наконец, настигли его, он и его жена были найдены мертвыми. Жестоко убитыми. Нарезанными на кусочки. Довольно отвратительно, а?
В полицейском протоколе, приложенном к документу, говорится, что их смерть была неестественной. Грубое сконструированное приспособление с маятником использовалось, чтобы «порезать» их тела. Перечитывая описание, я понимаю, что это приспособление могло быть чем-то большим, чем инструмент для убийства и нанесения увечий. Возможно, он был разработан для получения ответов. Чтобы решить загадку… и неудача привела к их расчленению.
На месте преступления в одной из больших теплиц был обнаружен паззл, сделанный вручную из щепок. Изображения и слова, нацарапанные на кусочках мозаики, никак не помогли властям в поисках убийцы. У дуэта было много сомнительных связей, местная полиция пришла к выводу, что какая-то криминальная сделка пошла не так, как надо. Дело было закрыто.
Что ты пытался разгадать, Грейсон?
— Спасибо, Кэлвин. Это хорошая информация. О, еще кое-что. Там говорится, как умерла его мать? Я не вижу свидетельства о смерти в документах.
— Это потому, что его нет, — говорит он. — Она еще жива.
Холодный страх пробежался по коже.
— Хорошо. Спасибо, — выдавливаю я и кладу трубку.
Прежде чем сорваться, я прохожу через офис и открываю шкаф для хранения документов, где храню конфиденциальные сведения о пациентах. Я достаю файл Грейсона и несу его к столу.
Было бы проще запустить поиск на компьютере, но неразумно. Чисто технически данные в папке были собраны не под запись. Я выключила камеру, но оставила диктофон. Я неэтична. Я давно это установила. Я прокручиваю даты вниз, ища, в частности, одну сессию.