— Концентрированное соединение серной кислоты, — отвечает он. — По твоему рецепту.
Я ухмыляюсь и отбрасываю куртку.
— Подделка до последней детали. — Но я понимаю, какой ущерб будет нанесен обнаженной коже Лондон при погружении в смесь. Это меня отрезвляет.
— Это все перфекционист во мне. У меня есть причуды. Например, вот эти замки… только для тебя. Это метафора.
Я уже устал от его голоса.
— Очень умно. — Я оглядываюсь и замечаю под болтающимися замками закрытый глубокий таз.
— Вперед, иди. Открой его.
Я подхожу к емкости и открываю крышку.
Ключи.
По крайней мере, таз до верху заполнен сотнями блестящих ключей… которые были превращены в смертоносное оружие. Их края заточены до остроты ножа.
Шипение эхом разносится по гаражу, и гидравлический лифт опускается на деление ниже. Я смотрю на Лондон. Она сильная, но ее тело реагирует на толчки, мускулы дрожат, когда она колеблется всего в метре над контейнером.
Замки над моей головой лязгают в унисон, поднимаясь еще на несколько сантиметров выше.
— С того момента, как я нашел доктора живой, я понял, что она ключик, который приведет меня к тебе, — говорит Нельсон. — Признаю, какое-то время тебе удавалось ускользать от меня. Ты загадка. Влюбленный убийца-психопат… Это не только смешно, но и противоречит всем профилям, которые составило на тебя ФБР.
— Я не какой-то профиль.
— Но будешь. Видишь ли, с каждым убийством я пытался залезть тебе в голову, но мне не нужно разделять твою одержимость, чтобы победить. Мне нужна только она.
Лондон — это намного больше, чем просто одержимость.
— Если ты попытаешься вытащить ее из ловушки, — продолжает Нельсон, — я нажму кнопку на рычаге управления подъемником. Она может пережить погружение в кислоту… но больше не будет такой красивой.
Я стискиваю зубы и оборачиваюсь, ища мужчину, но слышу только голос.
— Ты мог бы просто застрелить нас обоих. Избавить нас от мучений.
Он цыкает.
— Ты думаешь, я делаю это ради тебя? Ради нее? Мне плевать, как вы, двое, в конце концов, убьете друг друга. Она умирает от твоей руки — от твоей ловушки — что означает, что я могу вернуться.
— Для тебя нет пути назад, Нельсон. Тебе слишком понравилось жить в моей шкуре. Возможно, сначала ты просто хотел залезть ко мне в голову, чтобы поймать меня, но со временем тебе стало комфортно. Потому что в противном случае — вот он я. — Я поднимаю руки. — Ты меня поймал.
Мой голос эхом разносится по гаражу.
Я опускаю руки.
— Ты не хочешь меня арестовать. Ты хочешь, чтобы я умер. Чтобы ты мог дальше убивать, используя ми методы. Идеальная схема.
В его напряженном молчании я слышу ответ. Нельсон намерен удостовериться, что ни я, ни Лондон не уйдут отсюда живыми.
— Быть в бегах утомительно, — говорю я. — Уж я-то знаю. Это действует на нервы. Показывает нам, из чего мы сделаны. Я никогда не перестану охотиться за тобой, Нельсон. ФБР — меньшая из твоих проблем.
Еще один пронзительный свист шестерен лифта, и Лондон спускается ниже. Предупреждение, что Нельсон готов начать игру.
Даже если я спасу ее, мы не сможем просто уйти. Единственный вариант, при котором Нельсон станет героем, — это если мы умрем. Он превратится во взбунтовавшегося агента, который пустился во все тяжкие, чтобы поймать сбежавшего убийцу.
Вот только Лондон в процессе становится жертвой.
Здесь должно произойти две смерти. Вот что нужно.
— Только один ключ отпирает ее кандалы, — говорит Нельсон. — Приступай.
Я смотрю на Лондон, ангельски красивую. Ее темные волосы спутаны, тушь размазалась по фарфоровым щекам. Малярная лента закрывает глаза и рот, и все же она говорит со мной, подбадривая меня.
— Все закончится здесь, — сказала она на этом самом месте, когда я держал ее на руках. Она увидела будущую ловушку еще до того, как я сам смог ее распознать.
Я начинаю с замков, осматривая каждый из них. Замок Гудини и три других замка-головоломки. Я игрался с ними в детстве. Я мог бы использовать отмычку, которую всегда держу при себе, но это было бы нарушением правил. И Лондон может пострадать.
Нельсон хочет крови.
Я закатываю рукава и становлюсь на колени перед тазом с ключами, замечая странный блеск. Проведя рукой по поверхности, я сдвигаю несколько ключей.
Лезвие бритвы.
— Проклятие. Это будет больно.
Стиснув зубы, я ощущаю прилив своего рода спокойствия и погружаю руки в озеро острых предметов. Краем глаза я вижу, как Лондон пинается, ища край контейнера. Ей до него не дотянуться. У нее всего пять минут, прежде чем пальцы ног коснутся кислоты.
Пяти минут более чем достаточно.
Могу предположить, что Нельсон не стал бы класть ключи сверху, он хочет, чтобы я зарывался глубже, пока лезвия режут кожу. Я достигаю дна емкости, стиснув зубы от острой боли.
Я испытывал вещи и похуже. Я сам делал вещи хуже — я ранил свою плоть глубже, чем могут эти лезвия. Я копаюсь в тазу без единого вздрагивания, не желая тешить эго Нельсона.
Мне не нужно пробовать все ключи. Я знаю, что ищу. Я знаю, на что будут похожи канавки зубчиков, как они войдут в замочную скважину и легко повернутся с приятным щелчком. Это мой любимый звук, если не считать мягкий голос Лондон.
Эта ловушка была создана для меня.
Раздается жужжание, я слышу шипение подъемника. Тело Лондон опускается ближе к кислоте.
Когда я вытаскиваю серебряный ключ, он окрашен кровью. Я быстро осматриваю его, затем кладу на цемент. Ныряю обратно. Тонкие порезы образуются на запястьях. Лезвия врезаются в плоть, сдирая кожу. Но я продолжаю, пока не нахожу второй и третий.
Пот заливает глаза, и я дрожу от адреналина, когда достаю последний ключ.
Я опираюсь на бортики и делаю размеренные вдохи. Затем встаю на ноги, сжимая ключи окровавленными руками.
Взяв замок Гудини, я откручиваю винт со скошенной кромкой на задней стороне, затем вставляю ключ и поворачиваю. Замок открывается, я бросаю его на пол, мешок с песком падает.
— Держись, Лондон. Я иду к тебе.
Следующий замок-головоломка так же прост. Сдвигая вбок золотой клапан, чтобы выровнять внутренний механизм, я понимаю, что это не ловушка. Нельсон знает, что я могу взломать замок — абсолютно любой замок. Я жду начала настоящего веселья.
Второй замок открывается со щелчком. Груз опускается, и я хватаю трос прежде, чем он успевает проскользнуть через подъемную штангу.
— Возьмись за балку над тобой, — кричу я Лондон.
Теперь ее запястья свободны, поэтому она хватается за подъемный рычаг и цепляется за стальную балку.
Я делаю глубокий вдох, переходя к последнему замку. Ключ выскальзывает из руки, скользкой от крови, и у меня вырывается проклятье. Шестерни на лифте скрипят, я смотрю вверх и вижу, что он опускается еще на несколько дюймов.
Ее ноги касаются кислоты. Крик Лондон приглушен, но от агонии в ее голосе мою грудь пронзает боль сильнее, чем от миллиона бритв.
Она подтягивает колени к талии, держась подальше от кислоты. Но ей больно. Она слабеет.
— Держись! — Последний замок открывается.
Я мчусь по гаражу и взбираюсь на большой транспортный контейнер, чтобы добраться до подъемника.
— Я здесь. — Усевшись на край контейнера, я хватаю Лондон за руки и помогаю ей обхватить ими шею. Когда я прижимаю ее к груди, она дрожит.
Я снимаю трос с ее талии. Затем прошу держаться за меня, пока веду ее мимо станков. Я оглядываю гараж в поисках Нельсона. Он все так же скрывается.
Быстро осматриваю ее ступни. От кислоты пострадали только пальцы, но ей нужно прикрыть их и начать лечение.
Лондон срывает ленту со рта, оставляя красный след на обожжённой коже.
— Это не вся ловушка…
— Я знаю. — Как можно осторожнее я снимаю малярную ленту с ее глаз. Она морщится от боли и несколько раз моргает, чтобы прояснить зрение. — Ты в порядке?
Она несколько раз кивает, все еще дрожа от адреналина, ее кожа мокрая от пота.
— Со мной все будет нормально, но нужно отвезти тебя к врачу.